30 апреля 45-летняя Дебби Борн (Debbie Bourne) находилась в своей квартире в жилищном комплексе Либерти Вилладж в Плейнфилде (Нью-Джерси), неожиданно в дверь забарабанила полиция, а затем ворвалась внутрь. Ей, её 14-летней дочери и её 22-летнему, больному аутизмом, сыну полицейские приказали сесть и не двигаться, а сами начали обшаривать квартиру. Целью полицейской облавы был муж Борн, с которым она развелась, и который находился в процессе переезда, его подозревали в торговле кокаином. Как оказалось, облава бросила серьёзную тень на жизнь трёх невиновных людей – Борн и её детей.
Убийство подростка вооружённым волонтёром-патрульным Джорджем Циммерманом – лишь одно из преступлений в рамках судебной и тюремной систем, которые криминализируют бедность. Бедные люди, особенно с цветной кожей, ничего не стоят для корпораций и частных бизнесменов, если они гуляют по улице. Однако, оказавшись в тюрьме, каждый из них может принести корпорациям доход 30-40 тыс. долларов в год. Такое использование бедняков даёт корпорациям деньги и питает систему неорабства – нашу тюремную систему.
Заключённые в тюрьмах часто работают бесплатно или максимум за 1 доллар в час. Судебная система была разрушена, чтобы лишить бедных соответствующего юридического обеспечения. Драконовские законы о наркотиках отправляют ненасильственных преступников в тюрьмы на умопомрачительные сроки. В наших тюрьмах обычно используется одиночное заключение, моральное унижение и физическое насилие, чтобы сломить волю заключённых и сделать их послушными – эти методы международные правозащитные организации долгое время считали пытками. Частные лица и корпорации, которые получают прибыль на тюрьмах в США, увековечивают неорабство. Проходящая сейчас голодовка [1] заключённых калифорнийской тюремной системы – это восстание рабов, которое мы должны приветствовать и поддержать. Судьба бедняков, живущих в нашем корпоративном государстве, станет и нашей общей судьбой, если мы останемся безразличными и пассивными. Вот почему в среду я присоединяюсь к активистам, выступающим за права человека для заключённых, в число которых входят Корнел Вест и Майкл Мур – к однодневной акции солидарности с проводящими голодовку заключёнными калифорнийской тюремной системы.
Бедные районы - где мало рабочих мест, минимальное или вообще никакое профессиональное обучение, недостаточно возможностей для получения образования, нехватка социальной поддержки, высокий уровень преступности – двигатель тюремно-промышленного комплекса. Для десятков миллионов бедных людей эта страна – огромная всепроникающая исправительная колония, и больше ничего. Владение оружием – фактически, преступление для бедных людей с цветной кожей. В то же время, волонтёры-головорезы, которые почти всегда белые, с важным видом расхаживают по улицам с заряженным оружием. В США никогда не будет настоящего контроля над оружием. Большинство белых знают, что их раса вытворяла с чёрными в течении нескольких веков. Они знают, что те, кто пойман сегодня в ловушку городских гетто, называемых участниками Malcolm X нашими внутренними колониями, страдают от унижений, бедности, насилия и лишений. Большинство белых боятся, что однажды афроамериканцы решат защищаться или мстить. Поскребите выживальщиков, и вы обнаружите перепуганных членов ячеек превосходства белой расы.
Отказ от осуждения массового лишения свободы, в особенности негров, со стороны части белого либерального класса означает, с учётом развала нашей империи, что всё больше и больше белых будут оказываться в тюрьмах рядом с теми, кого мы осудили своим безразличием. А рост издевательства над бедными подпитывает нарастающий гнев, который, в конце концов, приведёт к общественным беспорядкам.
«Я снова говорю вам, что каждый негр, на протяжении последних 300 лет, переполнен большой ненавистью к Америке, даже большей чем они сами думают», - написал Ричард Райт (Richard Wright). – «Может быть, это и хорошо, что негры стремятся быть настолько неразумными, насколько это возможно, потому что, если они когда-нибудь начнут по-настоящему задумываться что с ними происходит, они взбунтуются. И возможно, у белых есть один секрет: они верят в то, что у негров нет памяти; потому что, если бы они подумали, что негры помнят всё, белые начали бы расстреливать всех негров в рамках законной самообороны».
США с 1980 года потратили 300 млрд. долларов на расширение тюремной системы. В наших тюрьмах сидят 2,2 млн. человек – это 25% заключенных всей планеты. На каждые 100 тыс. взрослых – 742 лишены свободы в этой стране. 5 млн. - осуждены условно, освобождены досрочно, и ограничены в свободе. Только 30-40% лишенных свободы – белые.
Вторжение корпораций и частных собственников в тюремную систему – это наследие правительства Клинтона. Комплексный законопроект по борьбе с преступностью президента Билла Клинтона выделил 30 млрд. долларов на расширение тюремной системы, включая 10 млрд. на строительство новых тюрем. Закон увеличил число федеральных преступлений, за которые полагается смертная казнь - с 2 до 58. Закон отменил запрет на смертную казнь для психически больных людей. У нас появился закон «три нарушения (three-strikes)», который присуждает пожизненное лишение свободы для любого осуждённого за три «насильственных» преступления. Закон установил слежку за сексуальными преступниками. Закон разрешил судить детей возрастом 13 лет и старше, наравне со взрослыми. Закон создал специальные суды для депортации неграждан, которые предположительно «занимались террористической деятельностью», и разрешил использование тайных доказательств. Число заключённых при Клинтоне выросло с 1,4 до 2 млн.
Лишение свободы стало очень прибыльным бизнесом для множества частных подрядчиков, большинство из которых отправляют своих лоббистов в Вашингтон, чтобы быть уверенными, что законодательство будет продолжать стабильно снабжать бедными людьми тюремный комплекс. Эти частные подрядчики получают государственные деньги, строят тюрьмы, обеспечивают поставки продуктов питания, нанимают тюремщиков и управляют исправительными учреждениями. Для их прибыли крайне важно обеспечить стабильный приток новых тел.
Борн 13 лет работала смотрительницей раздевалки в школьной системе Плейнфилда. Она работала 5 часов в день. Медицинских пособий ей не полагалось. Изо всех сил она пытается заботиться о своей дочери со слабым здоровьем и о сыне-инвалиде.
В тот апрельский день Борн и её дети сидели в своей квартире совершенно запуганные. Примерно через 10 минут, прибыли ещё четыре полицейских с её мужем. Его одежда была испачкана и порвана. Его лицо опухло и усеяно синяками. На него надели наручники. «Он выглядел так, словно его долго били», - сказала она.
«Они спрашивали у него и у нас, где лежат порошки, где наркотики», - рассказала Борн во время нашей встречи в группе поддержки заключенных во Второй Пресвитерианской Церкви в Элизабет (Нью-Джерси). – «Отвечай сейчас же, где здесь порошки, а то мы наденем наручники на неё и детей. И будь мужчиной, ты понимаешь, будь мужчиной и скажи нам… не заставляй надевать наручники на неё и детей. А он сказал им, что они (она и дети) никак не касаются этого, и в доме ничего нет».
Полицейские отвели её мужа на кухню. «Они впихнули его на кухню», - сказала она, били его по животу. И по рёбрам. Он говорил, что у них нет ничего из этого, вы понимаете, ничего».
Она слышала, как полицейские твердили: «где наркотики?». Она сказала, что они били его около 10 минут. Затем полицейские вернулись в гостиную, и надели наручники на Борн, её сына и дочь. Они вывели её мужа из квартиры. Остались трое полицейских, а затем пришёл полицейский со служебной собакой. Полицейские сняли наручники и отвели Борн и её детей на кухню. Собака обнюхивала гостиную, а затем поднялась наверх, в спальню, где находилась 5 минут, прежде чем спуститься обратно. Полицейские оставались в спальне ещё около 30 минут.
Борн слышала звуки постукиваний. Она услышала, как один из полицейских сказал: «Мы нашли наркотики в чёрном ботинке». Ботинки её мужа были в полиэтиленовом пакете с его одеждой, подготовленной к переезду из квартиры.
Хотя её и не арестовали, Борн отвезли в полицейский участок, где она заполнила формы и у неё сняли отпечатки пальцев. Против неё не были выдвинуты обвинения. Через два часа полицейские отвезли её домой. Это было за две недели до того, как Борн узнала (совершенно случайно), что ей тоже угрожает вероятность тюремного заключения по результатам облавы.
Когда, в ту весеннюю ночь, Борн вернулась домой, «это было похоже на то, словно по моей спальне прошёл торнадо. Всё было свалено в кучу. Телевизор разбит. Он был свален на пол. Моя телефонная зарядка была в розетке – её вырвали из розетки. В стене [полицейские пробили] гвоздями дырки. Можно было видеть небольшие дырки – примерно 6, 7, 10. Компьютер уронили на пол. Из телевизора вытащен кабель. С окон сняты шторы. Ящики, в которых лежала моя одежда, брошены на кровать. Ящики комода валялись на вершине кучи на кровати».
«Я чувствовала себя оскорблённой», - сказала она. – «Сильно оскорблённой. Я чувствовала, что если они считали его таким плохим, почему они ломали мои вещи?»
Убираясь, она обнаружила, что исчезли её свадебные и обручальные кольца, хранившиеся наверху комода в маленькой коробочке «Macy». Вскоре она обнаружила, что исчезли и другие вещи.
«Они забрали компьютерные игры, лежавшие в шкафу, ещё в упаковке, которые я купила для своих детей», - сказала Борн. – «Они забрали пульт дистанционного управления от одной игрушки. У меня было хобби, я собирала монеты. Теперь их нет».
Она видела, как полицейские выходили из квартиры с жёлтой пластмассовой коробкой с новым компьютером Acer внутри, который она купила для своего кузена. «Я спросила у них: «Куда вы идёте с этим компьютером»?» - сказала она. И тогда полицейские вернули его.
Её муж сидит в тюрьме округа Юнион в Элизабет. Его обвиняют в хранении наркотиков в жилищном комплексе и в школьной зоне. Когда Борн разговаривала с ним по телефону, он сказал, что полицейские отобрали 900 долларов, которые лежали в его кармане, и, что он ещё спрятал 2000 долларов в шкафу в квартире. Когда она проверила шкаф, денег там не было. В полицейском рапорте написано, что полицейские конфисковали из её квартиры 134 доллара и ещё 734 доллара – у её мужа. Никаких упоминаний о других вещах, включая её кольца, не было.
Когда Борн явилась в суд, в котором в начале июля обвинялся её муж, она была потрясена, услышав, как прокурор говорит, что полицейские нашли кокаин в карманах её джинсов.
Она сказала, что в то время не одевалась в джинсы. Она сказала, что не употребляет и не продаёт наркотики. И она отметила, что в полицейском рапорте, который она показала мне, нигде не упоминалось о нахождении у неё наркотиков. После получения обвинений, она встретилась с государственным адвокатом, который сказал, что она должна убедить своего мужа признаться, что весь кокаин – его. Иначе, Борн может сесть в тюрьму на шесть лет.
Адвокат, назначенный государством, с которым Борн беседовала менее 15 минут, посоветовал ей подальше держаться от этих неприятностей. За всю жизнь её ни разу не арестовывали. Она сказала, что после встречи с адвокатом её настроение «упало».
«У меня двое детей», - сказал она. – «Мне 45 лет. Почему меня хотят посадить в тюрьму? Это не моё, меня не так воспитывали. Моя дочь болеет. Мой сын – инвалид. Кроме меня, никто не заботится о них».
Если её посадят в тюрьму, для её детей это будет катастрофой. Но в этой истории нет ничего нового. В нашем государственном концлагере это происходит каждый день. Борн – одна из сотен тысяч человек, которых приносят в жертву на конвейере корпоративной жадности. Её трагедия не интересует частных бизнесменов или ленивых судей и чиновников. Они работают не на неё. Они работают не на нас. Они – сотрудники корпораций. И они давно знают то, что Борн выяснила только сейчас. Лишение свободы в Америке – это бизнес.
