|
Оригинал businessmsk.livejournal.com 04.10.2013 18:25
youtu.be/-hMpoVz-lfk
Стенограмма:
Никто до сих пор не занимается по-настоящему добросовестно тем, что произошло в 1993 году в связи с расстрелом Дома Советов, как тогда повёл себя Зюганов.
Вот есть мнение, достаточно компетентное мнение Александра Шабанова. Его много раз воспроизводят везде. Он тогда был главою московского городского комитета КПРФ, одним из активнейших участников событий, которые происходили в Доме Советов. И он даёт оценку тому, как повёл себя Зюганов, как он выступал по телевидению 2 октября, – очень негативную, резко негативную. Есть там какие-то письма руководителей спецслужб, но это всё – не факты.
Зюганов: «Я обращаюсь ко всем гражданам нашей страны, которые ответственны перед своими детьми, своими коллективами, своими партиями, движениями и течениями. Мы должны создать благоприятные условия для того процесса, который начался вчера по инициативе 63-х руководителей республик, краев, областей. И как бы он трудно ни шел, мы все с вами заинтересованы, что бы не произошло в ближайшие дни никаких стычек, никаких конфликтов».
Если внимательно присмотреться к тому, как именно выступал Зюганов по телевидению 2 октября, то видно несколько вещей. Во-первых, что он – безумно растерян. Во-вторых, то, что он предлагает, абсолютно не имеет никакого отношения к реальности. Он говорит о том, что вот собрались главы каких-то регионов, что эти главы регионов сказали, что Съезд Народных Депутатов надо переместить в один из этих регионов и дальше подвергнуть всё каким-то там бойкотам, тому-сему, пятому-десятому.
Как переместить Съезд в регионы? Тех людей нельзя было в обычной ситуации вывести за дверь здания Дома Советов, их немедленно арестовывали. Кто куда их повезёт? Что за чушь?
Можно было делать только одно: наращивать потенциал мирного протеста, поскольку для протеста военного, для революции потенциала не было. Некоторые псевдо-сторонники Дома Советов сначала сказали, что у них есть дивизия, а потом оказалось, что никого нет. А вот мирный протест можно было наращивать. Значит, его надо было наращивать, наращивать и наращивать. И оставлять мирным.
Одни говорили, что его надо снять, что означало капитуляцию. И никакой переброски ни в какую другую областную столицу Съезда Народных Депутатов быть не могло. Это чушь. Другие же говорили, что надо перевести это в слабую военную провокацию. Ни то, ни другое было невозможно. Только мир и наращивание протеста, мир и наращивание протеста.
Ельцин совершил чудовищное преступление, поэтому, если бы был потенциал для перевода этого протеста в военное русло, мы имели полное право его переводить. Потенциала не было. А те, кто его обещали, солгали. Тогда, единственный выход – наращивание мирного потенциала [протеста]. Первое – наращивание. Второе – именно мирного потенциала.
Зюганов призвал снять мирный потенциал, то есть не наращивать, а уменьшать. А провокатор, занимавший очень высокое положение призвал и сумел убедить (вопреки всем моим радикальным возражениям) перевести это в бесплодную военную провокацию. Даже если бы было взято Останкино [телецентр], что было невозможно в условиях, когда за ним скопилась бронетехника, а у восставших не было ничего. У людей, которые стояли за правое дело и которым можно только поклониться, как погибшим, так и живым, – у них не было ничего.
Но даже если бы они голыми руками почему-то штурмуя Останкино, захватили бы его (что было абсолютно невозможно), в нескольких километрах находился рубильник, которым отключили бы энергию, а параллельно бы действовал другой телецентр. И это тоже все понимали. В том числе те, кто толкали туда людей.
Значит, одни призывали к капитуляции, другие призывали к тому, чтобы превратить накапливаемый, наращиваемый мирный протест в победу. И вот эти другие оказались депортированы из Дома Советов. А третьи снижали потенциал и превращали его в квази-военный, в фарс на военную тему. Что позволяло Ельцину всех расстрелять.
Зюганов спрыгнул с того поезда, который вёз всех его коллег по Фронту Национального Спасения (в который я никогда не входил) в Лефортово или в Матросскую Тишину. Он с него спрыгнул. Все конкуренты Зюганова: Руцкой, Константинов (не будем обсуждать потенциалы этих людей, и влезать в тонкую структуру их качеств), – все эти люди оказались в тюрьме. Они перестали быть конкурентами Зюганова, а он пошёл на выборы.
Как были организованы выборы в 93 году, наверное, никто как следует не помнит. Они были организованы с неслыханной степенью унизительности, с фантастическим нарушением здравого смысла, политической логики, всего, что только можно нарушить. Они были подлинным театром абсурда. Потому что надо было одновременно голосовать за ельцинскую Конституцию и на выборах за тех или иных депутатов. Почему так было сделано? Потому что было ясно, что если голосовать только за ельцинскую Конституцию, то не наберётся необходимого количества голосов. Явка будет ниже нужной. Поэтому те, кто шли на выборы, натягивали явку.
Бред заключался в том, что теоретически всегда можно предположить, что люди будут против ельцинской конституции, а если они будут против ельцинской конституции, то кого выбрали? На каких основах? Какой парламент? Почему? Парламент уже выбирался так, как будто ельцинская конституция уже была принята. Любой законный метод заключался в том, чтобы сначала принять на референдуме Конституцию, потом начать выборный процесс и избрать Парламент. Этого не было сделано.
Зюганов обыграл всех тех, кто оказался в местах не столь отдалённых, он расчистил себе патриотическую поляну и выиграл на ней. Вместе с Жириновским, который был ни при чём, и который в этой истории с указом № 1400 и Домом Верховного Совета вообще никак не участвовал.
После того, как это было сделано, а это было очевидным образом бесчестно, все должны были отойти на три шага и сказать «извините, так не играем». Но ведь никто не отошёл. Ну, когда ко мне пришли и предлагали (покойный академик Сибирский) избираться от Зюганова, я сказал, что не буду избираться на крови и бесчестии. Он посмотрел на меня и спросил: «Вы что, по этим нормам собираетесь жить в этой стране?». Я говорю: «Собираюсь». «Вы недолго проживёте», – сказал он. Царствие ему небесное, он давно умер, а я продолжаю свою политическую деятельность. Я не о том говорю.
Я говорю о том, что существовал факт бесчестия, и на этот факт никак не отреагировали. Поаплодировали. Сказали «Гена – молодец! Правильно использовал шанс, политика – дело циничное». Поаплодировали все, в том числе те, кто стали голосовать. Они не сказали: «Мы не будем с этим иметь дело». Потому что уже совершившееся в конце 80-х годов метафизическое падение стало работать, и первое, на чём сказывается эта работа, это – потеря понятия о чести. «Не возлюбил бы я тебя, не возлюби я честь превыше». Вот эта ситуация в деталях должна быть разобрана.
Вот эта ситуация в деталях должна быть разобрана.
Я никогда (в отличие от того, что мне приписывают) не был врагом Зюганова, а сейчас, когда я предвижу, что его будут атаковать так же, как атакуют Кирилла, вот сейчас, когда его атакуют уже американцы и кто угодно ещё, я меньше всего хочу рассматривать его прежние прегрешения. Я о другом говорю: о том, что в обществе не была проведена грань между фактом — окончательным расследованием, установлением того, что произошло, — и реакцией на этот факт. Если так, тогда гуд бай! И бесконечными размышлениями, рассуждениями, сплетнями, стиранием этого грязного белья <копанием в грязном белье>, при которых у всех крыша ехала, все начинали убеждаться, что всё есть тлен и всё есть скверна. В этой обстановке борьба за восстановление страны невозможна. И я говорю это только потому, что нам надо смотреть в завтрашний день. Нам надо любой ценой, самым неистовым, если можно так сказать, напряжённым, сосредоточенным моральным экзистенциальным усилием восстановить в стране понятие о чести.
|
