|
ВК: сообщество Ноомахия
10 июл 2014
Глава 1. Горизонтальная география Логосов
Вертикальная топика и горизонтальная топика
Вторая, третья, четвертая и пятая книги «Ноомахии» посвящены тому, что можно назвать «геософией» или «плюральной антропологией». В них мы рассмотрим совсем другой аспект множественности Логосов, нежели в первой книге. Там мы описали в самых общих чертах — и преимущественно на примере эллинского культурного круга, предопределившего судьбу Западной Европы в последние две с половиной тысячи лет — структуру трех фундаментальных парадигм мышления, соответствующих трем типам философии, религии, мифологии, обряда, символизма, гносеологии, онтологии и антропологии. Выявленные нами три Логоса – Аполлона, Диониса и Кибелы – можно рассматривать как главные конститутивные моменты вертикальной топики. С нашей точки зрения, в самой общей форме они полностью исчерпывают собой все варианты того, какой может быть конкретизация Ума в Логосе и логических структурах. Хотя мы и ограничились только эллинским ареалом, теоретически можно было бы прийти к аналогичной схеме и на основании какой-то иной культурной модели – либо развитой и детализированной, как индийская или китайская философия, либо вполне архаической, как шаманские комплексы или самые простейшие мифологические системы.
Эта вертикальная топика трех Логосов может быть представлена как перпендикуляр, построенный к любой географической (точнее, геокультурной, геософской) зоне мира, пронизывающий эту зону насквозь. В каждом культурном пространстве (культурно-историческом типе, цивилизации) по определению может наличествовать как аполлоническое, так и дионисийское и кибелическое измерения как три измерения пространства (но на сей раз пространства культурного) – высота (светлый Логос), широта (темный Логос) и глубина (черный Логос). Мы говорим «может», но это совсем не значит, что обязательно наличествует или тем более преобладает. Многообразие культур и обществ земли заключается в том, что каждая культура и каждое общество представляет собой своеобразную проекцию трех вертикальных Логосов – в разных пропорциях и разных соотношениях: где-то может доминировать один из Логосов, а другие оставаться в виртуальном состоянии, где-то картина может быть и более сложной. Три Империи Логосов проецируются на каждую культуру не по одной и той же геометрической схеме, а всякий раз по-разному, как одно и то же проецируемое изображение может на разных поверхностях (с учетом складок, искривлений, разрывов, провалов и т.д.) давать различные фигуры. Луч солнца, отражаемый на поверхности моря, превращается из прямой в кривую линию, а его постоянство становится ритмически повторяющейся синусоидой. На темной поверхности свет исчезает. На зеркальной — отражается и т.д. Если добавить к этому, что по отношению к ноэтической топике культурные поля расположены не строго горизонтально, а под определенным углом, различным для каждой культуры, мы можем оценить, насколько разнообразным и многомерным может быть культурная география, сколь многогранно поле геософии и каким богатством является антропологический плюрализм. Уже наличие трех Логосов и выявление драматической войны между их Империями фундаментально обогащает наше представление о структурах Ума, придавая им жизненный и напряженный объем. Учет же того многообразия, которое дают проекции этих Логосов и Ноомахии как таковой на горизонтальную плоскость человеческих культур, превращает всю картину в грандиозную панораму качественной интеллектуальной множественности, в насыщенный и содержательный плюриверсум.
В первой книге «Ноомахии» мы занимались преимущественно вертикальными симметриями, оппозициями ноологии и выражающими их философиями и мифологиями. Теперь мы переходим к горизонтальным симметриям и приступаем к исследованию множества Логосов цивилизаций и культур.
В остальных четырех книгах «Ноомахии» мы намерены привести несколько иллюстраций того, как самобытно проявляются Логосы самых разных цивилизаций – и близких, и далеких. Это качественно усложнит общую картину ноологии, так как помимо войны трех Империй мы увидим оппозиции и конфликты между проекциями этих Империй на горизонтальную плоскость, а также присущий этим проекциям внутренний полицентризм. Это объяснит многие аспекты межцивилизационных отношений и межкультурных связей, но полученное в результате поле геософии будет представлять собой чрезвычайно комплексную модель. И все это лишь в статической структуре, не учитывающей темпоральную (циклическую или однонаправленную) динамику. Учет динамических изменений культурных систем, организованных изначально по-разному и представляющих собой кроме всего прочего поле интенсивной борьбы трех ноэтических Империй, превратит историю, философию, религиоведение, антропологию и культурологию в столь сложную карту, содержащую в себе одновременно множество слоев и уровней, что станет вполне понятно, почему этого никто даже не попытался предпринять – ведь от изобилия материала и количества релевантных факторов могут опуститься руки у самого смелого и решительного исследователя. И тем более ценными будут для нас все те попытки несмотря ни на что проделать нечто подобное, которые предпринимались ранее.
Множественность Dasein’ов
Определение границ и признаков отдельного культурного пространства или цивилизации (мы не делаем предложенного О. Шпенглером терминологического различия между «культурой» и «цивилизацией», по крайней мере там, где не оговариваем этого особо) можно осуществлять на основании самых различных критериев, что даст нам в конечном итоге различные результаты. Чтобы не вступать в полемику, мы поясним, какими правилами мы намерены руководствоваться при составлении нашей геософской карты.
Во-первых, мы не претендуем на полное и детальное описание Логосов разных культур, что даже теоретически невозможно. Поэтому взятые нами для рассмотрения примеры довольно произвольны и призваны лишь проиллюстрировать развиваемый нами в «Ноомахии» подход множественности Логосов, а не являются основой для детальной классификации.
Во-вторых, среди различных критериев мы прежде всего выбираем экзистенциальное измерение. Оно основано на теории «множественности Dasein’ов», намеченной нами в других работах (в первую очередь, во второй книге о Мартине Хайдеггере ). Это означает, что мы считаем базовый феноменологический уровень мыслящего присутствия человека в мире различным в своих самых глубоких корнях, и это различие является основой, на котором в дальнейшем строится здание культуры, общества, философии, политики, знания, науки, искусства. Dasein в его отношении к смерти мы считаем уникальным для каждой цивилизации, и именно эта экзистенциальная множественность предопределяет различие их вторичных признаков и оформлений.
Dasein есть корневая структура присутствия человека в мире, фундаментальный фон его экзистирования. Внимательный читатель, усвоивший первую книгу «Ноомахии», мог бы в этом месте заметить: мы соотнесли философскую феноменологию, на которой Хайдеггер основывал свои представления о Dasein'е, с Логосом Диониса, и правомочно ли будет нам брать за основу именно такой Логос (как один из срезов общей ноологической карты, как интеллектуальную юрисдикцию только одной из трех Империй Ума) в качестве главного свойства культурной единицы? Это возражение вполне обосновано, но мы ответим на него так: Логос Диониса, с которым, действительно, соотносится феноменология, является в определенном смысле промежуточным между двумя другими полюсами Ноомахии; поэтому мы можем соотнести его со «средним миром», то есть с горизонтальным сечением, расположенным строго между Логосом Аполлона и Логосом Кибелы, между Небом и адом. Поэтому мы вполне можем начинать именно с него, как с феноменологической фиксации цивилизации (культурного пространства). Но это не значит, что определив, пусть весьма приблизительно, зону конкретного Dasein’а, мы на этом остановимся. Напротив, далее нам предстоит выяснить собственно саму структуру соотношения в данной зоне всех трех Логосов, проецирующихся в эту область, их баланс, их пропорции. Иными словами, отталкиваясь от экзистенциального анализа, мы попробуем восстановить как ураническое (аполлоническое, небесное), так и хтоническое (материнское, подземное) измерение рассматриваемых культур.
В третьих, мы не хотим выносить никакого окончательного решения относительно используемой нами шкалы. Какие-то цивилизации – европейскую, русскую – мы по ряду вполне понятных обстоятельств знаем лучше, и отсюда логически следует более детальное описание их отдельных моментов: например, выделение в поле европейской цивилизации нескольких версий Dasein’а, а также вынесение в отдельную область Dasein’а культур Северной и Южной Америки. Об азиатских, африканских культурах или о культурном круге Океании нам известно гораздо меньше, поэтому при их рассмотрении мы ограничимся довольно грубыми обобщениями, хотя это свидетельствует лишь о нашей собственной культурной ограниченности, а отнюдь не о большей простоте и схематичности рассматриваемых культурных миров. Азия, Африка и Океания в каждом своем регионе представляют собой удивительное этническое, культурное, интеллектуальное и экзистенциальное своеобразие, богатейшую плюральность не только оттенков, но и красок, фигур, мыслей и теорий. Поэтому составление карты геософии в этом направлении может быть продолжено в любой точке населенного людьми пространства Земли: как среди технологически развитых культур, так и в архипелагах архаических обществ, этносов и племен, чье богатство, разнообразие и оригинальность были обнаружены представителями течения новой антропологии («культурной», школа Ф. Боаса; «социальной», школа Б. Малиновского и «структурной», школа К. Леви-Стросса).
Этноцентрумы и этноцентризм
Мысль о связи между мышлением и географией мы встречаем у различных народов в Древности. Так, разные этносы объясняли особые выдающиеся качества (как правило, своих собственных) культур специальными географическими условиями. Это составляло предмет того, что в ХХ веке определили как область «сакральной географии».
Древние китайцы, например, были убеждены, что их страна находится в центре мира, и именно на этом основании они называли ее Срединной Империей, срединным царством.
Согласно представлению древних евреев, в центре мира находится Израиль, «земля обетованная», а в центре Израиля — столица Иерусалим. Показательно, что именно в Иерусалиме, согласно иудаизму, располагаются врата, ведущие под землю, в «шеол», ад, и на небо.
Так же в центр земли помещали область своего средиземноморского расселения греки, а Прокл объяснял влиянием умеренного климата то, что жители Аттики склонны к философии, в отличие от населения более жарких и более холодных стран.
Древние персы были убеждены, что территория Ирана находится в центре земли.
Название города «Вавилон» означало «Врата Бога», что также указывало на ту избранную точку в пространстве, через которую входят и выходят боги, то есть место – срединное между небом и преисподней.
В святилище Аполлона в Дельфах до сих пор находится омфал, священный камень, чье местоположение определяет центр мира. В христианскую эпоху византийцы считали, что центром ойкумены является Константинополь, Новый Рим и его духовный центр – Собор Святой Софии.
Такие же представления мы встречаем у древних славян, ирландцев (Ирландия как остров, находящийся в центре земли), японцев и т.д.
Это религиозное отражение того, как мы предлагаем представлять проекцию вертикальной ноэтической топики на горизонталь. Каждая культура (цивилизация) мыслит себя как срединная плоскость в вертикальной модели трех миров. Но эта вертикальная срединность, справедливая для всех точек земли, и соответственно, для всех этносов и культурных зон, по логике «этноцентрума» (по устойчивой мифологической практике помещать место пребывания данного народа в центре горизонтального пространства земли, что мы неизменно встречаем как в воззрениях великих цивилизаций, так и среди небольших и архаических племен ) утверждается и в горизонтальной плоскости – по контрасту со всеми окружающими отличными культурами и народами (феномен «этноцентризма»). Если в вертикальном смысле можно признать эту топику справедливой с теми поправками, что, существуя на одной «физической» плоскости, разные культурные пространства (причем в разные периоды) могут находиться под приоритетным воздействием того или иного Логоса, что делает их общую вертикальную «срединность» более дифференцированной (одни контемпоральные друг другу цивилизации могут располагаться ближе к подземным зонам Великой Матери, а другие — к небесным мирам аполлонического Логоса), то в горизонтальном смысле это порождает проблему ситуативной относительности. Центр определяется как особое пространство, наделенное специальными и уникальными характеристиками по сравнению с окружающими территориями. Поэтому вопрос о плюральности горизонтальных центров порождает проблему «культурной относительности» или множества этноцентрумов. Каждая культура исходит из того, что именно она располагается в центре интеллектуальной Вселенной. Следовательно, каждая культура строится на презумпции своей уникальности, универсальности и своего рода «единственности». Ее Логос и лежащий в ее основе менее очевидный Dasein берутся за точку отсчета и за образец. Так формируется этноцентрум.
К какому этноцентруму относится человек, такой извод Логоса (свойственный почти всегда именно данному этноцентруму или тому, который в данном этноцентруме считается нормативным – как, например, Европа для русских «западников» или азиатских «глобалистов») он и считает «универсальным», «очевидным», «само собой разумеющимся», «наилучшим».
Здесь мы подходим к главной методологической особенности геософии. Чтобы корректно интерпретировать структуры каждой цивилизации (культуры), мы должны заведомо отказаться от того, чтобы проецировать на них свои собственные этноцентричные представления. Здесь мы должны снова обратиться к феноменологии философии и вынести за скобки «историал», на сей раз и цивилизационно-географического порядка, заставляющий нас считать, что методы и критерии оценок, свойственные нашей цивилизации, являются универсальной шкалой для оценки всех остальных культур. Поэтому вопреки семантической структуре этноцентрума, структурирующего пространство, отталкиваясь от своей исключительности и своего имплицитного превосходства, мы должны заведомо допустить множественность и качественное равноправие этноцентрумов, признавая за каждым из них право на собственную культурную топику, и разделяя эту топику в той мере, в какой мы хотим осмыслить корни его экзистенциальной структуры. Так, сторонник феноменологического метода в истории религий Анри Корбен, много лет отдавший изучению шиизма и его философии, в некоторых текстах доходил до полного отождествления и позволял себе фразы вроде «мы, шииты». При этом сам он по конфессии был христианином-протестантом, но признавал, что изучать другую религию полноценно можно только абстрагировавшись в ходе исследования от своих собственных догматических и конфессиональных установок; в противном случае мы получим одну из разновидностей апологетики и отстаивание универсальности своего этноцентрума. Однако это отнюдь не означает необратимой смены конфессии и культурного кода; сам Корбен оставался христианином, хотя в своих исследованиях шиизма, для его более полного понимания, принимал позиции другого этноцентрума, что и сделало его работы столь весомыми, авторитетными и основательными. Главное здесь не в том, чтобы покинуть зону одного этноцентрума и вступить в зону другого, а в том, чтобы осуществить процесс прозрачной философской апперцепции, осмыслить свою «естественную» «историческую» позицию так же, как этноцентрическую, и, не отказываясь от лояльности ей, осознать, что другие исследуемые культуры столь же этноцентричны и столь же претендуют на «универсальность», «эксклюзивизм» и «очевидность», как и наша собственная. Мы не можем отменить этноцентрум, так как в этом случае у нас вообще не останется философской территории, места для ситуирования себя и своего исследования, и мы окажемся вовне. Единственным выходом является осознанное принятие множественности этноцентрумов, основанных на плюральности Dasein’а, при том, что каждый из них строится на основании именно своей (а не чьей-то чужой, посторонней) центральности и исключительности. Чтобы проникнуть в код культуры, мы должны признать ее экзистенциальные правила; иначе мы останемся в своем этноцентруме и за его пределы не выйдем. Если мы решим действовать строго беспристрастно, то и в этом случае глубоко заложенный в нас Dasein даст о себе знать, но косвенно. А если мы и его попытаемся вырвать с корнем, не принимая нового, то исчезнем в качестве мыслящего присутствия. Остается только вступать в этноцентрумы, принимая их структуры, но сохраняя при этом сознание того, что мы имеем дело не с «универсальной», но с «релятивной» универсальностью, не с универсумом, а с плюриверсумом, и что «эксклюзивность» и «очевидность» суть не более, чем установленный протокол, необходимый для свободного интеллектуального передвижения в данной культурной зоне.
|
