Заметки об инсценировке повести Виктора Ерофеева «Акимуды»
 | <:CAPTION:> |
Человек, согласно Виктору Ерофееву, может быть счастлив, когда обхамит и унизит свою страну. Он может пить вино, глядя на постановку, инсценированную по его повести «Акимуды» в одном из театров города Лодзь в Польше, на топорно сооруженную драматургическую лепнину, где люди, точнее, не люди – уже мертвецы, валят из метро, смачно, по-ерофеевски, матерясь и давя друг друга. Представьте, с какими словами созвучно название повести, и многое станет ясно с самого начала.
Ерофеев, наверное, может быть доволен собой, когда говорит, что его страну «надо заморозить, чтобы не воняла». И на вопрос «Что в России больше всего воняет?» писатель, чтобы не выглядеть совсем уж бескультурным хамлом, отвечает: «Менталитет». С улыбкой знающего себе цену эрудита он говорит, что менталитет русского человека не изменился с 17-го века. Какой был, такой и остался. За истекшие триста с лишним лет единственной неизменной чертой русского человека было и остаётся раболепие. Русский человек не представляет себе жизни без хозяина, барина, царя, генерального секретаря. Отсутствие указующей руки Оракула делает его убогим сиротой, юродивым, одиноким, бесхозным и ненужным никому полым телом. Он – никто, ничтожество, неугодное ни богу, ни миру, ни себе, существо, отзывающееся только на окрик хозяина, на клич ведущего, на плеть погонщика. Даже если хозяина нет рядом, русский человек, в сатанинской интерпретации Ерофеева, должен знать, что где-то в огромном пространстве, на одной восьмой суши, он есть, он действует, он думает о нём, маленьком, мёртвом человечке, и когда понадобится, придёт к нему и протянет сильную руку. Сознание русского человека, как считает Виктор Ерофеев, сужено до маленькой ниши, всё пространство которой занимает образ хозяина. Эпигон от литературы, он ловко пользуется приёмом «довести до абсурда», чтобы сановная польская публика одарила его звонкими аплодисментами и резиновыми улыбками.
В спектакле Ерофеева никто не говорит о президенте страны, но его портрет висит в глубине сцены, перемещаясь вдоль панорамы разыгрывающегося бездарного действа и наблюдая за броуновским движением толпы. Он хозяин. Пастырь. Вездесущий наблюдатель.
Антиутопия, подобная «Скотскому хозяйству» Джорджа Оруэлла? Какое-то подобие. Но там скоты, а здесь люди, которые, по мысли «русского писателя», как он себя называет, хуже скотов. А скоту нужен пастух. Не случайно на сцене, кроме портрета Путина, попыхивая неизменной трубкой, появляется Сталин. Он прячется, ёрничает, грозит пальцем. Ничто не должно пройти незамеченным мимо бдительного ока вождя. Это согревает крошечную душу народа-мертвеца. Как огромное, кафкианское насекомое, он начинает шевелить щупальцами, двигаться, вливаться в чёрную массу таких же насекомых, как он, и только тогда на несколько минут чувствует себя счастливым, гордым, востребованным, и, самое главное, мертвец начинает осознавать себя сверхчеловеком, гедонистом, презирающим традиционную мораль. Со сцены несётся самая изощренная матерщина, мужчины заливают горло водкой (ну, как без этого?), женщины безумствуют, спариваясь, как доисторические животные со всеми без разбора. Надо ли говорить, что креативный писатель и не менее креативный режиссер насыщают сценические действия гомосексуальными и лесбийскими актами? Вероятно, не надо. Грязный модерн стал визитной карточкой, лицом современного европейского театра. Ну, а для Ерофеева он таким был всегда.
Автор уже давно прославился такими эпатажными «творениями», как «Русская красавица» и «Русский мат», где подробно, с фонологической и семантической стороны, объяснял европейским гомосексуалистам слова, обозначающие мужские и женские половые органы. Тем он и прославился.
После спектакля в беседах с журналистами он утверждал, что такова она, нынешняя Россия – грязная, грешная, немытая, полная живых мертвецов «страна рабов, страна господ». И если мертвецам во власти всё дозволено, то дозволено и всем остальным. «Объединившись с мертвецами на вершине властной пирамиды, - вот апофеоз этой гнусной театральщины! - мы покорим весь мир!»
Когда кто-то спросил у него: «Вам не кажется, что вы гадите в колодец, из которого пьёте?», он, не моргнув и глазом, ответил: напротив, господа, я пытаюсь вылечить свою страну.
- Менталитет русских, – говорит он, - никогда не был политичен, он архаичен и примитивен и, конечно, не национален. Написанное мной – это то, что происходит в этой стране. Запад может сказать, что Россию оккупировала власть, но это русский народ или, если говорить мягко, его менталитет оккупировал свою страну.
Не ищите в последней фразе логики, но и не думайте, что человек страдает сухоткой мозга. Всё это и написанное выше берет начало в другой дефиниции – в философии хама. Менталитет народа, который Ерофеев смешивает с дерьмом, это ни Путин, ни Сталин, ни кризис в экономике, ни «разруха в головах», ни современная власть, ни проблемы и беды, которые мы сейчас переживаем. Менталитет народа имеет более широкий смысл. Это наша история, культура, наш национальный характер, наш Бог, наши герои, наши святые, наши Толстой и Курчатов, Достоевский и Гагарин. И если всё, что я сейчас перечислил и многое другое бережно собрать по крупицам, фрагментам, по лоскуткам и ниточкам, и соткать одно большое живое полотно, только тогда, посмотрев на собранные сокровища, мы приблизимся к пониманию нашей души, в которую нетопыри, подобные Ерофееву, могут плевать, где и когда им вздумается и во всех случаях оставаться довольными собой.
Но время неумолимо идёт вперёд, расставляя всё по своим местам. Не обойдёт оно строгим судом и «творения» Ерофеева, судьба которых – пылиться в грязных архивах, как образчикам графомании и безнравственности.
|
