Очередной взрыв в Одессе [1] , в общем-то, уже ничего не добавляет к ситуации, которая и так уже устоялась и обрела черты монументальности: Мариуполь и Харьков, Одесса и Запорожье, Днепропетровск, Николаев и даже Киев - многие крупные украинские города по-прежнему имеют достаточно значимую прослойку людей, которые недовольны режимом и его внешней и, особенно, внутренней политикой.
Они не смирились, они не простили и они не сдались.
Если публичные выступления, которые сотрясали Одессу и Харьков ещё в марте-мае 2014 года можно было легко подавить кровавыми и жестокими, но быстрыми и эффективными методами - то прекратить работу сегодняшнего подполья такими способами уже невозможно. Подпольная деятельность, как семена пшеницы, лежащие под слоем снега, лишь ждёт своего часа, чтобы при первой возможности выйти наружу.
При этом работа спецслужб в подпольной среде очень затруднена и достаточно неэффективна: подпольщики не организуют никаких специфичных публичных структур, связанных с их подпольной деятельностью, а если и организуют таковые, то максимально камуфлируют их реальный смысл, занимаясь скорее собиранием почтовых марок или обсуждением настольных игр серии "Warhammer 40,000".
Обычная ячейка подполья включает 3-5 человек и слабо связана с общей сетью, обычно координируя свои действия с защищённым центром подполья - либо же не координируя свои действия вовсе ни с кем, просто действуя самостоятельно.
Кроме того, если и сама охранка так или иначе вступает в эту игру, устраивая собственные провокации и создавая контролируемые спецслужбами ячейки, которые призваны так или иначе взять под контроль подпольную деятельность, это никак не влияет на окончательный результат. Если проблемы общества не решены - подполье непобедимо. По практике работы спецслужб СССР и США в ХХ веке - этот подход позволяет лишь частично разгромить подполье, но никогда не приводит к тому, что подпольная деятельность оказывается задавленной на все 100%.
Любое обострение ситуации в обществе тут же активизирует подполье, которое тут же обрастает "мясом" на своих извечных "костях".
Всё равно - какие-то из "семян будущего мятежа" проходят через любые фильтры охранки и потом становятся тем запалом, который срабатывает в самый неподходящий момент для государства и призванных стабилизировать его жизнь и спокойствие спецслужб.
Ведь основой работы любого подполья является не подпольная деятельность, как таковая, а определяющие её активность внешние ограничители и её внутренняя ценностная рамка.
Ситуация тут очень проста: подполье всегда требует запрещённого и делает это запрещёнными методами.
Запретите людям собираться под своими флагами на улице - и они будут собираться на явочных квартирах.
Запретите людям публично выражать некую идеологию или политическую позицию - и она станет флагом подполья.
При этом обольщаться не стоит: демократия может и умеет быть не менее тоталитарна, нежели авторитаризм.
Оруэлл писал сюжеты своего "1984" не со сталинского СССР, а с добропорядочной Англии образца Второй Мировой войны. И его подполье "анти-Ангсоца" вполне могло бы стать реальностью, перейди таки Вторая Мировая война к позиционной борьбе двух или трёх мировых сил - в невозможности ситуации быстрого разрешения конфликта.
В работе подполья стоит учитывать ещё один усугубляющий ситуацию факт: подполье в ситуации невозможности решения своих задач и достижения своих целей может существовать в таком партизанском режиме практически бесконечно долго.
Ведь в отличии от публичных политических движений и даже в отличии от открытых повстанцев, которые всегда "начинают бежать наперегонки со временем", когда переходят к активным действиям - подполье может очень долго существовать исключительно в своей нише, включающей в свои структуры в десятки или сотни людей - и задавая повестку для 5-10% общества.
Остальные же жители будут узнавать о работе подполья по отрывочным сообщениям СМИ, по случайному граффити или листовке возле подъезда или же по бравурным сообщениям СМИ об аресте очередного "главаря подполья".
Однако даже такого семени подпольного протеста потом, впоследствии, оказывается вполне достаточно, чтобы перевернуть картинку в многомиллионном городе с ног на голову.
Моя же задача - лишь объяснять "желающим странного" как пройти этот путь гражданского неповиновения и несогласия с существующим преступным режимом с минимумом потерь и жертв.
Пройти успешно, добившись в итоге своих политических целей.
Луна жёстко стелет
07.01.2015 09:49
Многие из моих читателей, наверное, в своё время с удовольствием прочли замечательный роман Роберта Хайнлайна "Луна жёстко стелет". Возможно, кто-то читал его и в другом переводе — "Луна — суровая хозяйка", под которым роман и фигурирует в Рукопедии [2] .
В романе рассказывается, как лунная колония землян, большинство жителей которой заняты в сельскохозяйственном секторе, а большая часть произведённого продовольствия экспортируется — сражается за свою независимость. Лунная администрация, которая подчиняется Федерации Наций с Терры, покупает по монопольно заниженным ценам зерно, выращенное лунарями в тяжелейших условиях, а взамен продаёт им всё остальное, доставляемое с центральной планеты. С каждым годом разница цен постоянно ухудшает положение лунарей — и они всё больше залезают в долги.
Роман в увлекательной и наглядной форме показывает зарождение, развитие и победу "лунного сепаратизма", который начинается с весьма любительского подполья, а потом приводит к победе Луны в противостоянии с Террой, которая в итоге теряет Луну.
Поэтому, в общем-то, статья у нас о лунном подполье. И о современном прочтении работы такого подполья — в случае, если бы Роберт Хайнлайн писал свой роман не в 1960-е годы, а сейчас, в начале информационного XXI века.
Все аналогии с состоянием современной Украины, конечно же, просто случайные совпадения. Все действия подполья — в любой стране, на любом небесном теле — всегда идут по одним и тем же лекалам.
Первое, что должен уяснить любой подпольщик — это воля народа к сопротивлению.
Дальше в моём тексте будут вставки из некоторых документов, которые Роберт Хайнлайн, пожалуй, не посчитал нужным включить в текст своего романа в силу их суконности и академичности, но, скорее всего, видел и изучал во время своего недолгого периода службы в армии США.
"Популяция должна обладать не только желанием сопротивляться, но и способностью переносить репрессивные контрмеры со стороны правительства или оккупационной силы. Популяции, которые длительный период находятся под давлением и воздействием пропаганды режима обладают меньшей способностью к борьбе. Население, живущее в условиях значительного давления, как правило, либо удерживают собственные уникальные религиозные, культурные, этнические обычаи либо ассимилируются с режимом в рамках инстинкта самосохранения. Планировщик должен различать мнение населения о режиме, и собственно волю к принятию рисков и лишений при отстаивании этого мнения. Население, недавно захваченное оккупационное военной силой обладает существенно отличным характером от населения, выживающего в репрессивном режиме в течение десятилетий."
Любая популяция при работе подполья должна рассматриваться именно так: кто-то из населения смирился с существующими порядками, даже видя их несправедливость — а кое-кто и готов посотрудничать с оккупационными властями Терры на предмет работы против идей и целей повстанцев, в полной готовности продолжать поддерживать и дальше поставки рапса и чугуна в ЕС лунного зерна на Землю.
Вот как это выглядит в реале:
Активное меньшинство "За" восстание, активное меньшинство "Против" восстания, пассивное большинство за сохранение статуса-кво — текущего положения вещей.
Плохой, хреновый, преступный, мерзкий, постоянно ухудшающийся "текущий порядок вещей" пассивным большинством всегда воспринимается именно так — "а лишь бы не было войны".
И вот тут, в данной ситуации, у нас возникает правильный подход восставших к раскрутке данного пассивного большинства к активным действиям:
"Важной компонентой пропаганды является разжигание недовольства режимом. Такая деятельность должна увеличивать поддержку силам сопротивления со стороны населения и создать общую атмосферу симпатии по отношению к таким силам."
Подчёркиваю, все действия подполья всегда подчинены именно такой задаче: вовлечь в активные действия против существующего режима пассивное большинство.
Именно таким образом в романе Хайнлайна и действует главный герой — наладчик компьютерной техники Манни, который случайными действиями пробуждает к жизни искусственный интеллект лунного суперкомпьютера, руководящего от имени и по поручениям Терры всеми процессами в лунной колонии.
Этот компьютерный сверхразум, попав под влияние Мании и попутно осознав всю губительность существующего статус-кво лунной колонии, ведущей общество Луны к стремительному истощению природных ресурсов и коллапсу, решает помочь подпольщикам.
В процессе общения с Манни лунный суперкомпьютер берёт себе псевдоним "Майк", в честь брата Шерлока Холмса — Майкрофта Холмса.
Майк устраивает главе Администрации Терры — Смотрителю и его подчинённым — акции саботажа. Акции саботажа показывают населению Луны всю гнилость и продажность Смотрителя и его аппарата, попутно вовлекая в протест то самое пассивное лунное большинство. Лунари уже в открытую начинают высказывать недовольство.
Первая цель подполья решена: пассивное большинство сдвинуто с места.
Смотритель в панике вызывает с Терры подкрепление — роту драгун-усмирителей и вводит паспорта, которые нужно предъявлять драгунам для передвижения между поселениями. Это ещё больше накаляет обстановку.
Вторая цель подполья решена: проблемы общества наконец-то обращены на прямое недовольство режимом.
Именно поддержка восстания пассивной частью популяции это то, что необходимо восстанию для захвата политической
власти. С повышением уровня поддержки восстанию, пассивная часть общества лунарей неизбежно сокращается — и восстание переходит к активной фазе.
Что же нам надо сказать Хайнлайну сегодня? В ответ на его построения образца 1960-х годов?
Во-первых, классика подполья конечно же осталась бы той же самой. Группа подпольщиков, как и прежде, должна была бы состоять из 3-5 (максимум —7 человек), и не более того. Меньшая группа не смогла бы ничего делать: одиночка или "двойка" хороши для пассивной разведки или наблюдения, но мало что могут в случае активных действий. Большая же группа сразу же рисковала бы попасть под колпак "охранки Терры", как случилось с общим собранием восставших в начале романа.
Тогда лунарей-подпольщиков спасло только хорошее владение огнестрельным оружием — и полная беззубость полицейских сил Смотрителя.
В современном же нам мире оккупационные режимы мировой метрополии используют все способы воздействия на общество — и сегодня против восставших вооружены уже не только полицейские силы, но и радикальные элементы того самого "актовного большинства против восстания", в какие бы рясы и мундиры они не рядились.
Поэтому, ещё раз — небольшие ячейки, минимальные связи между ними, система паролей, позывных и офицеров связи. И, понятное дело, максимальная автономность каждой ячейки: как минимум двое должны уметь управляться с транспортными средствами, все должны иметь навыки первой медицинской помощи.
Хайнлайн всё это описал весьма сжато, но точно:
"Вот так мы и построили свою систему безопасности: Майку доверили абсолютно все, а каждый из нас знал только то, что должен был знать.
Возьмем, например, "древо" кличек и номеров. Мне были известны имена моих товарищей по ячейке и тройки, которой я руководил. Этого вполне хватало.
Майк придумывал партийные клички, отводил каждому подпольщику телефонный номер, хранил реестр настоящих имен с указанием кличек. Скажем, член партии Гордон (я его знать не мог, ибо он находился двумя ярусами ниже) вербовал какого-нибудь Фрица Шульца. Гордон сообщал об этом наверх, не называя никаких имен. Адам Селен звонил Гордону, ставил в известность, что партийная кличка Шульца - Дэниел, затем звонил самому Шульцу по номеру, полученному от Гордона, и сообщал ему кличку и экстренный номер телефона - для каждого новичка особый. Номер, данный Дэниелу, не знал даже руководитель ячейки. А то, чего вы не знаете, вы не сможете выдать ни под воздействием наркотиков, ни под пыткой - никак! Даже по легкомыслию."
Во-вторых, связь.
Хайнлайн, в общем-то, решил для подполья Луны сразу же и окончательно эту самую главную задачу, просто и незатейливо передав им основной управляющий лунный узел в виде обретшего разум и тут же начавшего "играться в революцию" суперкомпьютера-"Майка".
У современных подпольщиков, к сожалению, такого гандикапа нет и вряд ли будет — вся система управления и связи в любом современном государстве всегда плотно находится в руках у существующего режима.
Это уже видно по тексту вышеприведенного отрывка: сейчас ваш "особый личный" номер, да ещё и выданный под ваш личный паспорт — это гарантия быстрейшего провала подполья. И вашего личного похода на нары в СИЗО.
Поэтому, если бы Хайнлайн писал свой роман сегодня, то он бы, наверное, прописал бы, как его герои каждый раз, перед любой акцией проводили закупки «одноразовых» мобильных телефонов (конечно же, произведенных в Гонконге-на-Луне), по цене 70-100 гривен "национальных долларов" за штуку. Сим карты, поскольку Луна у нас пока всё-таки достаточно либеральное место, пока продавались бы без паспортов, в виде "стартовых пакетов".
Такие закупки, в идеале, подпольщикам надо было бы делать регулярно. При этом, конечно же, сами аппараты и сим-карты для лунного подполья покупал бы какой-то деклассированный лунарь, в идеале — бомж (придумайте так, чтобы он не ушёл с купленным и не сдал вас, мотивируйте его "дарзанебы" [3] ).
Пополнение счета лунные подпольщики бы вели, конечно же, только через карточки пополнения. Купленные тоже где-то на лунных рынках, в самых оживлённых местах Луна-сити или Гонконга-на-Луне.
Звонок лунных подпольщиков, в отсутствие у них могучего плеча "Майка" за их спиной, длился бы не более 30 секунд. Более длительные звонки сразу же привлекли бы внимание Смотрителя и его спецслужб, а находящийся под их контролем "Майк" смог бы точно определить ваше местоположение.
Кстати, любому лунному подпольщику теперь бы сразу же рассказывали, что любой мобильный телефон сегодня всегда пишется (хотя и не всегда слушается). И, кроме того, постоянно выдаёт в сотовую сеть своё истинное местоположение. Если включён и зарегистрирован в сотовой сети.
Поэтому — рецепт работы с оперативным мобильным телефоном у лунного подпольщика был быпрост и чёток: связь только короткими сообщениями, с максимумом "эзопового языка" в разговоре, постоянная смена мобильных номеров, которые сообщаются заинтересованным лицам исключительно через иные каналы — никаких СМС, лучше напишите новый номер на бумажке или продиктуйте на личной встрече. Пошлите, наконец-то "Плюс триста восемьдесят 50 semsot tridtsat p'yat' 140 тридцать три" по электронной почте.
Такого никакой современный "Майк" из АНБ не прочитает, я сам это еле понимаю, когда мне такое шлют, но потом — звоню на новый номер.
Телефон, использованный в акции саботажа (напомню, "Майка" у лунных подпольщиков нет) надо было бы выбрасывать уже после одного использования. Хочешь позвонить Смотрителям о минировании лунной пушки? Звони из самого людного места Луна-сити, включай телефон перед звонком, выбрасывай его в мусорный бак после этого.
Оперативный телефон, который лунные подпольщики применяли бы для связей внутри ячейки — надо было бы менять уже через неделю-другую использования.
И, ещё.
Ячейка лунного подполья меняла бы все телефоны одновременно — иначе бы ищейки Смотрителя, с помощью подконтрольного им "Майка", легко бы снова и снова включали новые номера подпольщиков в свою сеть слежения.
Кроме того, лунари бы никогда не включали «оперативный» или «саботажный» телефон из реальной точки своего проживания или работы. Хранить телефон и симку им надо было бы раздельно, телефон держать, понятное дело, выключенным — ведь именно его данные о местоположении светят вас, как новогоднюю ёлку в Луна-сити. Телефон — это самое слабое место современного подпольщика.
Кроме того — это и основная инкриминирующая его улика. Сегодня опасны уже не только отпечатки пальцев, но и любые пото-жировые следы, по которым теперь можно чётко определить бывшего владельца аппарата. Поэтому — лучше запастись медицинскими перчатками, подобранными чётко по размеру.
И — никаких трофеев для себя. Никаких фото или видео, никаких бравурных роликов. Подполье бы старалось распространять информацию скорее слухами, нежели прямыми репортажами с места событий.
Ибо слухи — это лучший друг подпольщика.
Подпольщики работают не на публику, а на общественное мнение. Помните: пассивное большинство, а не взрыв лунной пушки были бы и сегодня настоящей целью подполья.
Лунное подполье придумало бы на каждуюсвою акцию что-то подобное слуху-желанию или слуху-пугалу. В общем-то тут всё рассказано [4] . А тут и описано академическим языком [5] .
Ведь хоть бы и "Майк" не на стороне подполья — любое значимое событие он вынужден освещать и как-то комментировать. А если данный комментарий в силу объективных причин невозможен или будет сознательно Смотрителями искажён — тут и возникает почва для слухов, которые и поднимут на действия пассивное большинство.
Поэтому, изучите пока на досуге, что ещё можно добавить к Хайнлайну — ведь сегодня, к сожалению, Смотрители научились бороться с подпольем гораздо эффективнее.
Луна будет свободной, tovarisch!
Луна - суровая хозяйка.
07.01.2015 15:17
Продолжая разговор о возможности подполья на Луне и учитывая реалии ну, например, современной Украины, а также используя информацию из массы теперь доступных методичек по действиям сил специальных операций (в российской терминологии СпН), нам стоит указать и на ещё одну ахилессову пяту любого подполья.
Кроме вопросов связи и конспирации, которые мы начально разобрали на примере телефонов в предыдущей статье, любое подполье сталкивается с вопросами получения денег для ведения своей борьбы.
И упирается в вопрос расширения базы подполья, который я детально разобрал в первой статье.
Сопротивление режиму в большинстве случаев начинается с желания индивидуумов устранить неприемлемые условия созданные непопулярным режимом или оккупационной силой. Отношение оппозиции к официальным лицам и ненависть
к существующим условиям, которые вступают в конфликт с ценностями, интересами, устремлениями и образом жизни индивидуума распространяются от индивидуума к его семье, близким друзьям и соседям. В результате, все сообщество может приобрести ненавистное отношение к органам власти.
Иногда этот процесс длится десятилетиями и даже дольше, но сегодня, благодаря информационной накачке общества и взаимосвязанности его членов, он может вызревать и за считанные месяцы.
Достаточно вспомнить, что именно ненависть к "всенародно избранному" президенту Ющенко и привела к власти "диктатора Януковича", которого сбросили с властного олимпа, чтобы тут же поставить на престол "миротворца Порошенко", полураспад рейтинга которого мы уже можем наблюдать практически сейчас.
Первоначально, эта ненависть проявит себя в виде спорадических, спонтанных ненасильственных и насильственных
случаях сопротивления людей представителям власти. С ростом недовольства, природные лидеры, такие как бывшие военнослужащие, священнослужители, владельцы местных компаний, представители местного самоуправления начинают оформлять это недовольство в организованное сопротивление в единую систему, что только способствует его росту.
Население при этом должно верить, что в случае массового неповиновения режиму ему нечего терять, или — что у него есть возможность получить большее. Ключом к преобразованию растущего недовольства в восстание является осознание существенной части популяции, что им нечего терять в условиях революции, а также вера в возможный
успех.
Дополнительно, конечно же, необходима «искра», которая и запускает восстание, например, катализирующее событие, которое разжигает недовольство правительством, и, одновременно — активное, заранее подготовленное руководство восстанием, которое и способно использовать эту ситуацию.
При этом подполье, которое проходит весь путь от спорадических и спонтанных неорганизованных протестов и подводит общество к открытому восстанию — и является той самой "основой айсберга", которая и позволяет перейти к публичному, пусть пока и партизанскому противопоставлению себя существующему режиму.
Визуально это можно представить вот так:
Как видите, даже акты саботажа и политического насилия (как это показывает нам Хайнлайн) в "Луне" — это уже практически переход к открытому противостоянию с существующим режимом или оккупационной администрацией. До этого момента любое подполье проходит массу подготовительных этапов, обрастая идеями, концепциями, связями и группами поддержки.
Попытка сегодня выдать желаемое за действительное, углядев в нескольких взрывах на Украине "переход подполья к открытым действиям" или же наивная попытка Хайнлайна "перепрыгнуть" от небольшого сборища маргиналов в Луна-сити сразу к массовым актам саботажа и вооружённому восстанию — не более, чем провокации СБУ или же художественный приём, чтобы не утомлять вас сотнями страниц романа, который повествует о медленном, но неотвратимом росте лунного подполья.
Условно говря, пока о "проклятом режиме" и "преступной хунте" не будет кричать каждый украинский подъезд, или же пока профсоюз лунных шахтёров не проводил бы у Хайнлайна чуть ли не еженедельные забастовки — о нормальном, действующем подполье можно и не заикаться.
"Зелен виноград".
Что, в общем-то, показал и сюжет "Русской Весны" — первые же, слабо организованные выступления одесситов, харьковчан, запорожцев и днепропетровцев были подавлены, а на более структурный протест у активной части общества "За восстание" уже не хватило сил.
Кроме того, по факту, оказалось, что у "Русской весны" не было никакой идеологии, кроме как быстрейшее вхождение в состав России — или же слабая попытка вернуть и без того хреновый статус-кво, обанкротившийся ещё при Януковиче.
Мятежники же, в случае успешного развития подпольной деятельности, должны иметь программу, которая оправдывает их действия и проясняет, почему статус-кво, представляемый режимом, неприемлем. Самая важная часть любого мятежа — это жизнеспособность его установок.
Существенно важно, чтобы послание физически достигало людей и придавало осмысленность их будущему образу жизни и их будущей борьбе. Восстание не может получить активной или пассивной поддержки без достижения этих целей. Этот факт делает язык, культуру, социальный ландшафт населения архиважным для подъёма вверх по "айсбергу мятежа".
Идеология является важным фактором в деле объединения разнородных целей и нтересов членов восстания. В качестве набора внутренне взаимосвязанных убеждений, ценностей, норм, идеология используется для манипуляции и оказания влияния на индивидуумов в составе группы. Идеология служит в качестве призыва членов популяции к присоединению к борьбе.
При этом важно, чтобы идеология восстания и мотивация повстанцев должна оставаться всё время взаимосвязанной, продолжающей друг друга и монолитной.
Даже в случае единичного расхождения, противник в лице действующего режима получает снова возможность обратиться к личным убеждениям каждого члена подполья, попутно разрушая единство сил сопротивления.
Так, например, декларации о суверенитете Луганской и Донецкой народных республик подразумевали немедленное реформирование ненавистного олигархического строя, который полностью уже обанкротился на Украине, о том же, в общем-то, говорили и декреты и призывы Ялтинской конференции [6] , но вот реальные действия властей ЛНР и ДНР оказались бесконечно далеки от идеалов какого-либо народовластия.
Что и позволяет сегодня Украине перейти в контрнаступление на позиции теперь уже чисто номинально "народных" республик и резко снижает мотивации населения этих территорий и защищающего их ополчения.
Сегодня ситуацию с республиками может спасти только нападение Украины — от внутренних процессов они могут "загнуться" уже в самом ближайшем будущем.
В то время, как вопрос национализации крупной собственности, стоявший ещё в июне на повестке дня, мог бы и сегодня являться выходом из "олигархического тупика" Украины.
Однако, как я сказал, именно вопрос денег всегда стоит самым острым образом перед любым подпольем.
Весь "айсберг" подготовительной работы — от самых первых проявлений недовольства и вплоть до явного саботажа и партизанщины — удерживается именно притоком ресурсов, людей и денег в структуры подполья.
Классикой практически любого подполья является его внешняя поддержка.
Без разницы кто (и против кого) поддерживает подполье. США мог бороться с СССР и его сателлитами, СССР мог всячески поддерживать коммунистические и левые партии повсюду в мире.
Представить себе подполье без внешней поддержки — нереально.
Хайнлайн, при описании "лунного восстания" тут тоже делает "финт ушами" и подставляет нам в качестве ответа не какое-то государство Терры, которое выступает в качестве противовеса к Земной Федерации и скрыто поддерживает подполье лунарей, а вставляет нам опять в качестве ответа вездесущего Майка-суперкомпьютера.
Который, якобы, осуществляет финансирование восстания за счёт печати дополнительных количеств чеков Администрации, а потом решает вопрос их обмена на доллары Гонконга-на-Луне.
В реальности же подполью надо опираться на внешние силы. За пределами оккупированной территории и неподконтрольные режиму, с которым подполье борется.
Это подтверждается и историческими примерами — восстания не были успешными без определённых форм внешней поддержки.
Поддержка подполья внешними силами может проявляться в виде:
• Моральной и политической поддержки на международном уровне;
• Ресурсной поддержки, такой, как деньги, оружие, продовольствие, советники и инструктора;
• Убежища, такие как защищенные тренировочные лагеря на сопредельной территории, оперативные базы за пределами государственной границы, защита от экстрадиции для видных деятелей сопротивления режиму, через которых и осуществляется координация работы подполья.
Правительства, оказывающие поддержку восстанию, обычно разделяют интересы или идеологические принципы с повстанцами. Этнические анклавы или диаспоры на территории третьих стран могут оказывать существенную поддержку в виде политических заявлений, деньгами, людьми и предоставлением убежища.
И вот тут мы подходим к основному противоречию, которое было "замылено" Хайнлайном в случае "Луны — суровой хозяйки", а в нашей реальности — привело к пробуксовке, а потом — и остановке "Русской Весны".
Как оказалось на выходе — "Русская Весна" была всемерно поддержана россиянами и русскими (как исторически тесно связанными с Украиной людьми), но получила весьма половинчатую и скупую поддержку российского правительства.
Оказалось, что цели России, как цивилизации (а тут уж, как ни крути, но "глас народа — глас божий") оказались очень отличными, а иногда — и полностью противоположными целям российского правительства и российской элиты.
В итоге мы вот уже почти год видим странное: весь российский агитпроп всячески пытается объяснить "непонимающему ситуации" российскому народу, что "Донбасс — это не Крым" (а "Крым — это Россия"), чем и погружает страну в когнитивный диссонанс, жителей Донбасса повергает в ужас и в отчаяние, а все структуры подполья той самой, объявленной ещё весной "Большой Новороссии" — в состояние фрустрации и полного разочарования.
Ибо, и в самом деле, если рассуждать чисто логически-географически "Одесса — не Крым и даже не Донбасс". И, как следствие, "не Россия".
Результат такого подхода прости незатейлив: реальное подполье на территории Уркины сейчас подпитывается только за счёт частной помощи тех самых "россиян и русских", которые по-прежнему вверят в те идеалы и идеологические принципы, которые подняли их из безвременья ещё весной и заставили их помогать своим братьям на Украине.
Ибо, как не странно, "Одесса всё-таки — не Душанбе", а "Харьков — не Ташкент" и повторить сюжет ухода русских диаспор из Средней Азии в случае Украины практически нереально. Слишком много связей, слишком много родственников, слишком много общего.
Позиция же официальной Москвы — труслива и непоследовательна. Одной рукой мы выдвигаем идею о "Большой Новороссии" — другой рукой забираем Крым. Одной рукой мы начинаем поддерживать Стрелкова и Безлера — другой рукой мы подписываем выборы Порошенко и даём бесплатный газ, одной рукой мы поддерживаем "народные" республики — другой рукой мы закрываем глаза на ликвидацию лидеров ополчения и посадки левых активистов, одной рукой говорим, что "Крымнаш", а другой рукой — снова поставляем уголь и электроэнергию на Украину, так и не решив за 10 месяцев вопрос снабжения Крыма электроэнергией.
Надо ли объяснять, что нет ни мифических "инструкторов", нет никаких лагерей по подготовке, а "советники" скорее стремятся набить свои карманы и свалить куда подальше с территории, которую они плохо понимают и не осознают своих целей и задач в этом конфликте?
Подполье и восстание буксуют и захлёбываются в собственных проблемах.
Службы же и ведомства сосоеднего, вроде как бы и должного поддержать подполье государства — сидят без движения и обеспечивают своим бездействием тот самый "исторический пример": восстания никогда не были успешными без определённых форм внешней поддержки.
О чём и должен был писать нам Хайнлайн, если бы он рассказывал о реальных буднях подполья, партизан и лунных сепаратистов и о скрытой поддержке Луны какими-либо "пролунными" силами на Терре, а не сочинял бы фантастический и малоправдоподобный роман, который, в общем-то, должен был иметь, в первую очередь, кассовый успех...
Но — Луна будет свободной, товарищ.
Поскольку проблемы Луны от нас никуда не делись, а без внятной идеологии завтра погибнут все — и Луна, лишённая любых значимых природных ресурсов, и Терра, которая уже понимает, что невозможно лишь вывозить нефть, а завозить назад только дефлопе для элиты...
Ловушка рационального выбора.
08.01.2015 10:57
Прошлые статьи о подполье и о роли идеологии в развитии подполья я внезапно столкнулся с тем, что мнения читателей касательно "идеологии России" в её преломлении на украинский сюжет, расположились чуть ли не по всему видимому спектру возможных цветов: от безапелляционного утверждения "С позицией России в украинском вопросе всё в порядке, не трогайте нашу утлую лодку!" и заканчивая "У сегодняшней России нет идеологии, не раскачивайте плавучее казино!"
Понятным образом, спорить с такими крайними позициями бесполезно — с ними можно только полемизировать без малейшего конструктивного выхода.
Идеология у России, конечно же, есть. Просто то "идеальное", что в рамках этой идеологии постулируется, как конечная цель — не является достижимым идеалом для большинства жителей страны в сколь-либо долгосрочной перспективе.
Ведь идеология — это отнюдь не кусок пармезана и не шмат масла, который можно намазать на кусок бородинского хлеба. Даже если идеология выглядит, как рыбка на фотографии — сама по себе она "вкусной рыбкой" никак не является.
Вот с этого-то и стоит начать мой рассказ.
В средние века "идеальный образ", задававшийся в основном религией, был весьма схематичен и условен. Картины "рая" и "страшного суда", которые люди каждое воскресенье видели на службе в ближайшем храме на регулярной проповеди, задавали ту самую идею, вокруг которой и крутились мысли и желания большинства населения.
Такой архаичный, но весьма эффективный способ донесения идеологии до масс присутствует во многих местах мира и сегодня: и в "кукурузном поясе" США, и в формуле "киндер, кюхе и кирхе", и в западноукраинских сёлах мало что изменилось с момента XVIII века, когда грамотность была скорее талантом, нежели обыденным умением.
Сегодня призывы к "убийству москалей", органично вплетённые в проповеди уездных батюшек в западноукраинских приходах, столь же эффективны, как и во времена Терезина и Талергофа, Бухенвальда и Освенцима.
Эти люди, казалось бы, полностью включённые в наш современный мир, в своём быту живут всё так же, как и двести или сто лет тому назад, принимая церковную проповедь, местный слух или общение с "учёным соседом", как "последнюю редакцию" мировой идеологии.
По другому действует идеология в обществах, прошедших индустриальный переход. Здесь суггестия (внушение и фиксация нужной идеологии) в обществе основана уже не на непосредственной коммуникации "человек-человек", а обычно опосредована через " общество спектакля [7] ", концепцию которого впервые ввёл французский философ Ги Дебор.
"Общество спектакля" стало тем вариантом гегемонии [8] , что предлагается современным капиталистическим индустриальным миром в виде идеологии для всего мира.
Любому человеку в таком "обществе спектакля" предлагается на выбор следование какой-либо успешной социальной роли на его личный выбор, попутно объясняя ему и демонстрируя с экранов и страниц книг сюжеты неуспешных ролей. При этом коммуникация осуществляется не только через книги, фильмы, СМИ, нои что особенно важно — через всю систему товарно-денежных отношений.
Если классическая религия всячески пыталась дистанциироваться от "мирского" ("Кесарю — кесарево"), то "общество спектакля", характерное для капиталистической индустриальной фазы, наоборот, всячески вовлекает людей в процесс потребления и общественных товарно-денежных отношений.
Сам Ги Дебор, анализируя структуру такого мирового уклада, писал, что спектакль властвует даже над теми регионами, где своя слабая экономика никак не может обеспечивать производство достаточных материальных или культурных благ.
И делает это как раз с помощью того же самого общества спектакля.
Туда, куда спектакль не может прийти в виде производящей и создающей экономики — он приходит в виде экономики потребления. Куда не дотянется кольт ковбоя, туда дойдёт "Hello, kitty!"
Все сюжеты 1990-х с "чёрным бумером" и "малиновыми пиджаками", все нынешние "секты первых свидетелей IPhone 6s" или же обсуждения латте с корицей или губернатора с фуагрой — это приход западного "общества спектакля" на просторы бывшего СССР.
Туда, куда не смогли достать американские стратегические бомбардировщики и межконтинентальные баллистические ракеты — туда в итоге дотянулись McDonalds и Bentley.
А вам просто предложили выбрать подходящую для вас социальную роль.
Надо сказать, что сам по себе концепт мирового спектакля был успешен и в самом СССР.
Спектакль всегда возникает на почве избыточной экономики и именно с помощью нее спектакль устанавливает в любом обществе свою гегемонию, невзирая ни на какие идеологические, культурные, социальные или же полицейские барьеры.
Только люди, объединённые нищетой, могут эффективно противодействовать спектаклю.
Поэтому-то и выиграла в конце 1950-х годов линия генсека Хрущёва на построение "гуляш-коммунизма к 1980-му году" — как только экономика СССР стала минимально избыточной и смогла окончательно уйти от распределительного механизма, как сразу же встал простой вопрос о том, куда расходовать этот избыточный продукт: либо на постоянную работу над прорывными технологиями и на попытки выйти на новые рубежи, либо же — создавать "общество спектакля" за счёт этих избыточных ресурсов по советским лекалам.
В итоге выбрали всё-таки второе ("три магнитофона импортных, три портсигара отечественных, куртка замшевая... тоже три"), решив построить в СССР свой эрзац общества потребления и сопроводить его таким же эрзацем "общества спектакля".
Как мы помним, потребление получилось по меркам западных стран весьма посредственным, а спектакль — лажовым, с плохим сюжетом и с хреновыми актёрами.
Нет, люди остались теми же, изменившись весьма незначительно.
Но вдруг, где-то к концу 1960-х годов, исчезло всё то, что двигало страну вперёд. Исчезла Луна и исчезло освоение Мирового океана, исчезли добрые фильмы и весёлые песни, исчезла идея и идеология начала понемногу растворяться в быту и в повседневных поисках "жутко необходимого, нового, дефицитного и, желательно - импортного" ("О, у вас тоже польский гарнитур? Я за него 25 рублей сверху дал...")
Спектакль, в его позднесоветском варианте, предложил людям столь же "плотную китайскую ширму" иллюзии разнообразия и фантома изобилия, но и одновременно совершенно вынул из мира в редакции СССР какой-либо смысл, заменив его банальностью и пустотой.
В какой-то момент времени советский вариант "общества спектакля" стал буксовать. Люди, лишённые идей, могут достаточно долго потреблять жвачку спектакля, но в итоге они тоже начинают задавать неудобные вопросы.
Подобно тому, как религия не смогла удержать людей от проникновения в их мир индустриального уклада, так и "общество спектакля" не может сдерживать приход следующей страты.
В момент прихода индустриального мира религия была вынуждена изменяться. Реформация, "протестантская этика" — всё это были вынужденные шаги. К сожалению, классическая воскресная проповедь не удерживала уже людей от действий в рамках товаро-денежных отношей — и в итоге пришлось придумывать вот такие "заменители" и "гибриды", которые и позволили вытянуть Христа из алтаря прямо таки на паперть храма, усадив его в один ряд с менялами.
Плохо это было или хорошо — не предмет данной статьи.
Да, можно сегодня по-прежнему рассуждать о том, что Россия спасётся исключительно православием, но пока православие будет занимать в жизни среднестатистического москвича или новосибирца место в красном углу дома и в ночь на Рождество — в идеологии российского общества ниего не поменяется.
Даже в Германии, где концепт "киндер, кюхе и кирхе" гораздо более силён, нежели в России, есть хороший анекдот:
"Один пастор жалуется коллеге на летучих мышей на колокольне. Засрали всё, спасу нет, ничего не помогает. Второй ему: а ты этих мышей конфирмируй, тогда ты их больше никогда в церкви не увидишь."
Там же, кстати, и интересные сведения о том, почему в Германии сегодня процент атеистов составляет целых 52% (в России себя таковыми объявило всего 6,8% населения).
И почему товарно-денежные отношения сегодня оказываются намного сильнее идеологии или религии.
Теперь достаточно ввести церковную десятину (дорогие россияне, готовы ли вы к такому подходу?) — и, вуаля, атеистов станет сразу больше половины отвсего населения.
Чем же победил коллективный Запад поздний СССР? Ну, ладно, потеряли идеологию. Ну, не смогли создать своё качественное общество спектакля, свои товары оказались плохими и не соответсвующими потребностям.
Но были же доступные детские сады, бесплатные школы и ВУЗы, хорошая медицина, добротное жильё?
Почему всё это (а ещё и космос, и освоение глубин и недр, и армию, и флот, и уважение в мире) — всё променяли на позицию "мировой бензоколонки" и страны, которая в своём экспорте всё больше и больше зависит от продукции первого передела?
И почему сейчас, несмотря на то, что "враг таки у ворот", ситуация с мобилизацией экономики идёт ни шатко, ни валко?
Во-первых, у России так и не появился образ "идеала", того самого "града на холме" или "зачарованного города Китежа", в котором стоит поставить флажок "окончание маршрута" на виртуаальном навигаторе.
Я уже говорил, что для меня нет большей ценности, нежели ценность человеческой жизни. И именно украинский сюжет высветил всё отношение современной России к ценности людской жизни.
Все попытки рационального объяснения пути России в украинском сюжете низводят нас до обычных статистов "общества спектакля". Выгодно нам, чтобы Крым был Россией?
Конечно. База флота, тёплое море, величественные горы.
Бомбардировщик Ту-22М поднялся в воздух с Бельбека — и пуляй себе прямой наводкой прямо по Инджирлику. А пролив Босфор так и вообще можно достать хоть бы и наземным комплексом "Бастион". И не надо никого спрашивать разрешения.
Точно так же, рационально можно объяснить и позицию России касательно Донбасса. Зачем России Донбасс? Угля и своего хватает, металлургические заводы — старых хлам и рухлядь, структура населения — оторви и выбрось, ЖКХ разрушен ещё во времена позднего СССР.
Какой там можно сделать спектакль? Только спектакль гражданской войны.
Однако, как мы помним, именно попытка СССР рационально "догнать и перегнать Запад" по уровню удовлетворения материальных благ и привела к его закономерному проигрышу.
И сейчас Россия делает такую же ошибку. Пытаясь рационализировать свой идеальный выбор.
Крым, без преувеличения, стал воплощением "русской мечты". Мечты о справедливом мире, где в конце концов зло оказывается наказанным, а добро побеждает на последних страницах книги.
Почти два миллиона человеческих жизней не были брошены в пучину гражданской войны — и могут сегодня спать спокойно, не отвлекаясь на близкую артиллерийскую канонаду.
Донбасс же стал для России антиподом этой мечты, став испытанием на прочность.
Немногие понимают аналогичный конструкт "американской мечты". Когда я беседовал со своими американскими друзьями, которые плохо представляли себе украинский сюжет, я задал им простой вопрос: "Если бы сейчас снова началась мексиканско-американская война и мексиканцы бы снова осаждали Аламо — вы бы думали о том, рационально ли помогать Штату Одинокой Звезды? Пусть даже бы они в вашем представлении и совершили массу неких ошибок 25 лет тому назад, объявив свою независимость?"
Американцы сказали чётко: да, помогали бы. Без всяких условий и ограничений.
Если Россия, имея сегодня всего 146 миллионов живых душ — против 300 миллионов у США, 400 миллионов у Евросоюза, миллиарда у Индии и полутора миллиардов у Китая ещё не осознала, что её люди — это самая главная ценность, вокруг которой и надо выстраивать всю идеологию, то ей никак не выжить в грядущем мире.
Тогда ей прямой путь на задворки общества спектакля. Чужого спектакля.
Который, кстати, сегодня близок к своему самому скорому завершению — как и окружающий нас глобальный геоэкономический мир, экономика потребления и ситуация дешёвой энергии, которая вскорости сменится своей противоположностью...
Что делать дальше? Решать только России. За неё никто это решение делать не будет.
