|
Вот ты в углу! Ты почему вместе с нами не смеялся над Пророком? Покажи-ка матери свой ID!
«Туман» Стивена Кинга и мать Кармоди в блистательном исполнении американской кино- и театральной звезды Марши Гей Харден стоило бы достать с полки и снова номинировать на Оскар.
В начале эпопеи миссис Кармоди, бальзаковская женщина с комплексами, обнаруживает, что ее не кусают кошмарные мухи, явившиеся из Ада. В ее сознании происходит Окончательный Щелчок, а толпа обретает свою Мать Кармоди, способную отделять меньшее Зло от большего.
Когда адепты синтетической пищи, случайно застигнутые Туманом в супермаркете, доходят до жертвоприношения ребенка, т.н. «мать» получает пулю в лоб от местных интеллектуальных кругов. В некоторых поступках литературных персонажей принято угадывать «образ автора»: сам бы убил, да засудят, и вот приходится писать романы. Толпа рассасывается, а герои отправляются в неизвестность, в Туман, где прячется другое зло – Большее.
Но это в кино. В жизни получилось сложнее. Интеллектуальные круги Франции и не только, в России та же история, произвели на свет свою Кармоди, даже в угаре массового психоза стали ею сами, – не знаю, удивило ли это Кинга, меня почему-то нет.
Тираж поганых листков, на которые и мухи не гадят, дошел до семи миллионов. То есть безумство толпы, застигнутой в местах, отведенных для торговли, достигло этой цифры, и меньшее Зло растет, растет, становится не таким уж маленьким. Но и Туман все ближе, клубится не по низинам, он на пороге спасительных автоматических дверей, которые не спасают.
В жизни миссис Кармоди из отрицательного персонажа превратилась в героя Последней Истории, в символ конца Времени Развлечений (с) Tati.
Меньше Зло ищет и обязательно достанет своих новых жертв.
Что-то, а «доставать» оно умеет!
Эсхатология кармодианского типа предполагает, что погибнуть от их занудства должны все. В пределе мечтаний: войти в последний уцелевший Храм – лучше в Harrod`s, и вознестись в огне сгорающих топовых фишек, которые при жизни таким «святым людям» как Мать Кармоди и как Charlie Hebdo были недоступны. Гореть, гореть, но так погореть, чтобы унести и более удачливых в грехе конкурентов в бездну вместе с собой.
Тот, кто более других ненавидел Себя в супермаркете, конечно, в чем-то превосходит его обычных жертв, а именно, в ненависти, – вот почему Богами последнего приюта, утаскивающими его обитателей в кошмар, становятся Мать Кармоди, наверняка считавшая при жизни каждый центик, и журналисты на 60 тыс. тиража с партбилетами Французской компартии.
Люди, обделенные жалостью, превращаются в безжалостных божков. Нет, не удивило бы и Кинга такое развитие его сюжета.
Но за порогом Мира Потребления, какими бы словами мы ни ругали этот мир, тоже неуютно. В Тумане поджидает древнее Большое Зло. Его никто не отменял, и само по себе оно не испарилось и не стало маленьким.
В рассказе Кинга нас интересует меньшее, а не большее, и с этим-то у американского мастера нет проблем: бунт здравомыслящих, который сводится, в сущности, к борьбе за право покинуть обычный супермаркет, Свидетели Кетчупа, которые «примут к вам меры», и, конечно, Власть, наконец-то открывшая портал прямо в Ад, чего мы все от нее давно ждем.
Сюжет заканчивается тупиком, провалом бегства. От меньшего Зла бежать нельзя. «Туман» - один из двух «тупиковых» рассказов Кинга из очень многих известных. В других его произведениях Зло все-таки большое, космическое, оно заметнее, сказочнее, неповоротливее и более уязвимо. Зло Кармоди – маленькое, домашнее, юркое, неистребимое как таракан. Что с ним делать – непонятно! Зато оно хорошо знает, что нужно сделать с ТОБОЙ.
Заметим также, что сюжетный тупик возникает из чисто потребительской коллизии. Снаружи, где ползают твари, и нет еды, остаться нельзя, если только ты сам не тварь и не питаешься тварями. Еда – это нечто искусственное, упакованное, продукт цивилизации, найти ее (она растет) возможно только в Супермаркете, но и там быть нельзя, во всяком случае, для здравомыслящего человека – невозможно оставаться. Там миссис Кармоди.
Убиваешь Мать Кармоди, и в качестве призовой игры из цивилизации попадаешь к тварям, где заработанные ранее жизни быстро заканчиваются. Устаешь бегать от тварей, и вновь попадаешь к Матери Кармоди или ее друзьям, которые сожрут тебя «цивилизованным» способом.
они следят за тобой и… я слежу
Мы должны пересмотреть условия задачи, если хотим помочь героям Кинга и себе найти путь из ловушки Меньшего Зла.
Пока неоконсерваторы в своих офисах поздравляют себя с открытием портала в Ад, мы с вами тихо-тихо сядем в машину времени и отправимся на 2500 лет назад в Грецию, в Афины, где мужчина в возрасте Сократ в окружении учеников разбирает какое-то логическое уравнение.
На доске написано:
Свобода слова = Благо
Тут в класс вбегает раскрасневшийся бутуз Аристокль, которого соученики и их наставник прозвали Платоном за прямоту нрава, щедрость и здоровенные кулаки.
- Учитель, учитель, там один человек на рынке говорил про вашу жену. Вам стоило бы это знать! Он сказал…
- Постой, милый Платон, – прерывает его речь Сократ – похоже, ты пришел, чтобы научить меня чему-то. Я буду очень рад у тебя поучиться. Но ответь прежде на три вопроса.
- Да, учитель.
- Скажи, уверен ли ты в том, что тот человек на площади говорил правду?
Аристокль, почесав в затылке и оглядев класс, замечает ухмылку пройдохи Гиппократа, который постарше и уже проходил логику с этой, как её, - диалектикой, что ли? Он видит, как его друг Астер делает страшное лицо и отчаянно тычет пальцем в доску, где написано уравнение.
- Ну, не знаю. Может быть, и нет.
Сократ:
- Тогда, может быть, он сказал что-то полезное?
Платон:
- Торговец-то? Вряд ли.
Сократ:
- Или приятное. Уверен ли ты, что мне будет приятно это услышать?
Платон краснеет и мотает головой.
- Вот видишь: вряд ли ты принес мне что-то истинное, полезное и приятное. Погоди пока со своим сообщением.
- Дети, – продолжает Сократ, повернувшись к будущему интеллектуальному классу, – кто теперь разберет уравнение на доске? Как нам узнать, истинное ли это уравнение или не истинное? Вот ты, Аристотель, что скажешь?
Аристотель, самый юный ученик, недавно прибывший из-за границы, подходит к доске и пишет ниже:
Сократ, Гиппократ, Евклид, Главкон, Платон, Аристотель ≠ класс Сократа
Сократ (задумчиво):
- Так, так. Интересный ход мысли. И кого же ты исключил из моего класса, юный Стагирит?
Аристотель (довольно драчливый подросток) кивает в сторону Платона:
- Его. Он все пропустил. И вообще часто прогуливает. «Класс Сократа» или «Благо» это… м-м, универсалии. Не знаю, как у вас это называют по-гречески.
Сократ:
- Язык все-таки надо учить, даже царским детям. Скажу про тебя Лисию. Ладно. Ты, видно, хотел нам объяснить, что Благо – это одно общее понятие, категория, по-нашему, тогда как левая сторона обоих уравнений явно или неявно состоит из многих частных случаев. И нам не стоит поспешно, без разбора, приравнивать многое к одному. Ведь в многом может найтись что-то такое, что Благу или классу Сократа непричастно. Верно я тебя понял?
Аристотель молча кивает и идет на место дописывать под партой «Логику».
Сократ (обращаясь к классу):
- Дети, наш юный варвар – поистине золотой вам всем товарищ. Надеюсь, что когда вы вырастете и окончите нашу школу, чтобы править всем миром как ваши отцы, вы не станете в вашей риторике подражать рыночным торговцам, вроде тех, что смутили сегодня ум дорогого Платона.
Прежде чем обратиться с чем-либо к вашим народам, вы спросите себя: «Верно ли то, что я собираюсь сказать? Полезно ли? И сделаю ли я своими словами кого-то более счастливым?»
Если ответ на эти три вопроса будет утвердительным, тогда стойте на своем до конца, как и подобает мужественным и справедливым людям!
И вот еще что.
Запомните: зло меньшим не бывает.
|
