|
Оглавление
Кредиты и фанаты
Золотые годы
Новое мышление
Иного не дано
Дефолт
Стабилизация
Поскольку, други, многим из вас, кому не показалось вовсе уж лишенным интереса повествование о тридцатилетней Божьей войне в Эфиопии XVI века (putnik1.livejournal.com – "Божья война") , любопытствуют насчет того, а что же было дальше, не вижу смысла не рассказать. Тем паче, что дальше и вправду было не скучно. Итак, сообщив особо взыскательным (да будет им от этого много радости), что при написании данного ликбезиса использованы материала из трудов А. Бартницкого и Э. Мандель-Нечко "История Эфиопии", О. Шуля "Гиганты и карлики Африканского Рога", а также И.М. Зотова "Эфиопия в XVI-XVII веках", начнем...
Кредиты и фанаты
Как ни печально, мир далеко не всегда означает покой и процветание. Все свое совсем не короткое (без года два десятилетия) правление Гэлаудэос боролся на два фронта, даже на три. С внешним врагом (султанат и варвары-галла, в годы безвременья повадившиеся навещать беззащитную страну), с врагом внутренним (сепаратисты, перепуганные, а потому дравшиеся насмерть «отступники» и шайки уголовников, числом подчас превышающими две-три тысячи бойцов), и, натурально, с разрухой, усугубленной голодом, эпидемиями и беспризорщиной. В общем, все получалось. Мозги у мужика были светлые, хватка жесткая и авторитет абсолютный. Но было нелегко. И уж совершенно некстати докучал уже хорошо знакомый нам Жоан Бермудеш, нудя в том смысле, что, поскольку мушкетеров из Европы он привел, пора бы исполнить обещания, данные покойным Либнэ-Дэнгэлем. То есть, расплатиться за услуги лично с ним, перекрестить эфиопов в католичество, а половину Империи отдать королю. По первому пункту, в общем, возражений не было: человек реально рисковал, выполнил работу и имел полное право на компенсацию. О руке прекрасной Юдит, правда, речи не было (дева-воин пала смертью храбрых, пока жених шлялся по европам), провинция тоже не обломилась – претенденту объяснили, что дать-то можно, но ведь тамошняя знать выгонит, и у него хватило ума не настаивать, но титулом, должностью и поместьями весьма и весьма не обделили. Насчет прочего было разъяснено. Во-первых, поведал царь царей, обещания давал не я, а покойный батюшка. Причем, будучи на нервах. Да еще и в устной форме. Так что хрен теперь что проверишь, а на слово в таких делах верят только лохи. Во-вторых, ни о каком пол-царстве речи быть не может: христиане христианам против басурман должны помогать по-братски. И кстати, прислали-то всего 400 человек, погоды не сделавших, мы, эфиопы, и без них уже побеждали. Что до вопросов церковных, Бермудешу и успевшему к тому времени прибыть к императорскому двору епископу Андресу де Овьедо, папскому нунцию с широкими полномочиями, было рекомендовано разбираться с «абунэ» самим, дескать, светская власть в дела церкви не вмешивается. В итоге, проведя пару диспутов и убедившись, что ловить нечего, падре Овьедо в конце 1558 года покинул Эфиопию, добившись, правда, от царя царей разрешения вести в Империи проповедь христианства по версии Рима и оставив для реализации миссии с десяток иезуитов. Впрочем, даже эта сущая малость взбесила святых отцов настолько, что гибель императора в бою они объяснили год спустя карой Господней, а при срочно выкупленном у мусульман и наследовавшем ему старшем брате, императоре Минасе, постарались взять реванш по максимуму. Что и удалось. Новый царь царей, просидев в плену 20 лет, но ислама,– то ли и впрямь из фанатизма, то ли из упрямства, а возможно, и потому, что надеялся когда-нибудь все же выбраться, - не приняв, в вопросах веры компромиссов не признавал. Он вообще был резок и недобр, к месту и не к месту высказывая обиду на покойного брата, наслаждавшегося жизнью, пока он, старший, мучился. Но, резко конфликтуя с князьями (дело дошло даже до мятежей и покушения), со святыми отцами ладил, во всем идя им навстречу. В частности, лишились права проповедовать, а после неудачной попытки поиграть в политику и угодили под арест иезуитские миссионера. Император, судя по всему, собирался их вообще выслать без права возвращения, но вскоре, еле-еле успев уладить дела с бунтовщиками, умер то ли от яда, то ли от лихорадки, оставив престол сыну Сэрцэ-Дэнгэлю. Опекуном и и гарантом его прав, охотников оспорить которые был при имперском дворе куда больше, чем хотелось бы, согласно последней воле усопшего, стала церковь. .
Золотые годы
Будь эфиопские дела доверены францисканцам или еще каким-нибудь капуцином, интерес Рима к Африке после такого афронта, вполне возможно, вскоре спустили бы на тормозах, но проект курировал Орден Сердца Иисуса, а этих товарищей осложнения только провоцировали. Добившись аудиенции у Папы, генерал ордена Игнасио Лойола доказал наместнику Бога на земле, что закрывать перспективное направление только потому, что каким-то фанатикам не по душе свет любви и разума, не только неразумно, но и безответственно по отношению к братскому эфиопскому народу. Вот только спешка, известное дело, хороша при ловле блох, так что торопиться не надо, пусть все идет своим чередом, а пока что следует готовиться к неизбежным лучшим временам. Папа доводы принял, деньги под программу выделил, и Риме была открыта специальная школа, где талантливые и честолюбивые ребята, в основном, из «низов», а то и вовсе беспризорные (с ними иезуиты очень любили работать) принялись изучать амхара, тиграй и другие языки Эфиопии, её историю, обычаи и традиции. А также, естественно, принципы «древней восточной» религии, несостоятельность которой им предстояло в будущем доказывать заблудшим черным братьям во Христе. Никто никуда не спешил, да и незачем было. При всех вариантах, подрастающему Сэрцэ-Дэнгэлю было не до того. Собственно, всю свою долгую (36 лет, не хрен моржовый) каденцию он, не давая себе отдыха, сшивал и приводил в порядок измученную Империю, вновь поползшую по швам после гибели Гэлаудэоса, которому все подчинялись просто потому, что это был Гэлаудэос. Сын Минаса был умен, силен и дальновиден, у него многое получалось. Спустя годы, уже на смертном одре, он возгласил хвалу Христу, «давшему сделать все, о чем я возносил молитвы», и это соответствовало истине. Худо ли бедно, но власть центра признали «царства всех четырех сторон», мятежники всех сортов были сокрушены, а «тела их брошены под быков», султанат Адале фактически перестал существовать, а варвары-галла, пару раз получив по первое число, попросили дать им немного земли для поселения, поклявшись быть подданными лояльными и послушными. К 1589 году была решена и «турецкая» проблема – османы, очень активно участвовавшие в усобицах, предложили императору мир, правда, ценой уступки двух важных портов, но эту цену Сэрцэ-Дэнгэль готов был уплатить. Кое-какие подвижки получились и в менее романтичных отраслях. С мест пошла дань, кое-где, в бунтовавших округах, удалось даже отменить наследственные должности, усадив туда чиновников-назначенцев. В общем, хороший был царь царей, и достойное вышло царствование. Однако всему на свете своя цена. В дела князей, присяги не нарушавших, центр практически не вмешивался, довольствуясь данью, в связи с чем власти на местах страх Божий забыли и крестьяне что ни год бунтовали, но – главное – политика неуклонно согласовывалась с «абунэ», что правда, то правда, многое для императора сделавшими. Тем паче, что святые отца хорошо помнили, чем чреват развал государства, и повторения не желали. В этом плане благодать и взаимопонимание были столь всеобъемлющи, что церковь, размякнув, не стала возражать против посольств в Европу на предмет оказания технической и финансовой (но не более!) помощи. Когда же ответа не последовало, видимо, придя, видимо, к выводу, что вопрос закрыт окончательно, сквозь пальцы посмотрели даже на перевод арестованных иезуитов из монастырской тюрьмы в отдаленный, но очень уютный городок Фрезона, славившийся истовой религиозностью населения, с издевательским дозволением проповедовать там, но только там. Еще, правда, заезжали поболтать охочие до новинок принцы и княжичи из числа мажоров, которым закон не писан, но на это вообще никто внимания не обращал, - что взять с оболтусов? И такая идиллия продолжалась аж до кончины Сэрцэ-Дынгыль, скончавшегося в 1597-м во время очередного похода против варваров, после чего жернова мельницы Божьей стали набирать обороты.
Новое мышление
Как ни странно, при завидном обилии жен, законных детей у почившего в бозе не имелось, в связи с чем о желании носить корону заявили сразу три равноправных претендента, однако двое, Зэ-Дэнгэль и Суснэйос ака Зизиний, имели слишком много влиятельных родственников в провинциях, чтобы властный патриарх Петрос, при жизни Сэрцэ-Дэнгэля привыкший считать себя «вторым императором», а после смерти царя царей ставший, так сказать, временно исполняющим обязанности, позволил наглым мальчишкам занять престол. Так что, с подачи церкви и при активном участии двора, не желавшего видеть в стольном Гондэре новые лица, Львиной короной увенчали совсем юного сына наложницы Якоба, - помимо прочих достоинства еще и двоюродного патриаршего племянника. Мальчишка, правда, оказался себе на уме, а возможно, просто поучения наставников ему, по младости лет, поперек горла встали, так что привычку ездить во Фрезону, где было интересно и весело, а белые отцы вели себя с ним, как с настоящим царем царей, не оставил. Даже наоборот, заявил о намерении позволить им вернуться в столицу и открыть школу, где будет учиться и сам. После чего был святым дядюшкой уволен и отправлен куда подальше. И это со стороны его святейшества оказалось крупной ошибкой. Пока преосвященный размышлял, кого из претендентов второго ряда усадить на освобожденное скверным пацаном место, в Гондэр во главе войска, спешно собранного родственниками, вошли Зэ-Дэнгэль и Суснэйос, в недавние времена завсегдатаи посиделок во Фрезоне. По взаимному уговору, престол занял старший, Зэ-Дэнгэль, и очень скоро выяснилось: фрезонские затворники времени зря не тратили. Программная речь нового императора была сродни, - пардон за трюизм, но лучше не сказать, - грому среди ясного неба. Основные тезисы ее вкратце сводились к следующему: покойный дядя Сэрцэ-Дэнгэль был замечательным человеком, он обеспечил Эфиопии тридцать лет стабильности и относительного процветания, но в итоге, дорогие товарищи, мы имеем застой во всех отраслях и без ускорения страна обречена. Так что, нравится это кому-то или нет, а необходима перестройка и, будем откровенны, в этом деле нам без Европы не обойтись никак. Ясно, что при дворе тотчас появились иезуиты, потеснившие, а то и вовсе отправившие в отставку старых управленцев. Немедленно тронулись в путь посольства к Папе и Филиппу III, королю Испании и Португалии, с извещением о том, что царь царей молится исключительно по римскому канону и готов делать Эфиопия католической хоть завтра, а также (если западные друзья считают, что время настало) начать крестовый поход, - сперва на побережье, а потом как получится, хоть до Истамбула. Только пусть Его Святейшество и Его Величество поскорее пришлют побольше толковых людей. Военных, ремесленников, купцы пусть тоже едут, им льготы будут, но главное – миссионеров, потому как народ у нас темный и ему все разжевывать и в рот класть надо.
Сказать, что программа произвела впечатление, значит, не сказать ничего. Шок был конкретный. Первый мятеж против «Балубэ-Сэйтан», Меченого Сатаной, как мгновенно назвали монарха «абунэ», начался уже через три дня. Однако Зэ-Дэнгэль с бунтовщиками справился, сразу вслед за тем издав указ о налоговой реформе: отныне размер податей с каждой провинции надлежало вычислять на основе ее урожайности и численности населения, а не как местные власти пожелают. И самое страшное, что слова не остались только словами – по областям поехали уполномоченные центра, проводя опись земель, оценку их плодородия и перепись податного населения. Это взбесило всех, кроме, вероятно, Суснэйоса, бывшего с кузеном в прекрасных отношениях, но и он, судя по всему, такого темпа реформ не одобрял, потому что в один прекрасный день, уехав на охоту в свои владения, задержался там и в столице больше не объявлялся. Царь же царей, раздав указания, в ожидании европейцев жил насыщенной интеллектуальной жизнью, развлекаясь диспутами, в которых иезуиты, не скованные теперь никакими запретами, раз за разом клали еще не покинувших столицу вслед за предавшим императора анафеме патриархом «абунэ» на обе лопатки. Как ни странно, видимо, даже не задумываясь о том, что остался по факту без единого союзника, не считая миссионеров и 200 человек их обслуги с мушкетами. А страна тем временем уже вышла из-под контроля, и когда его преосвященство во главе огромной армии вошел в Годжам, родную провинцию императора, стало понятно: царю царей остается или каяться, или отрекаться, или воевать. Избран был, естественно, третий вариант. В сентябре 1604 года противники сошлись лицом к лицу. Против взвинченной до предела людской масса в доспехах и рясах, под знаменами всех монастырей и всех князей Эфиопии стояла горстка людей, возглавляемая отлученным от церкви императором, из под стяга которого знамени, не прячась, дезертировали насильно призванные солдаты. Самые стойкие, не сбежавшие до рева труб, бросили оружие сразу после. Горстка европейцев, пощады не ждавших, дралась насмерть, но смерть не замедлила. Сам царь царей, бившийся, по сообщению хрониста, «как стая адских волков», пал одним из последних, и коснуться «Меченого Сатаной» никто не посмел. По приказу патриарха ему выкололи глаза копьем, перстень-печатку отсекли алебардой, вместе с пальцем, а по телу трижды прогнали конский табун, так что хоронить было уже нечего. Имя Зэ-Дэнгэля вычеркнули из хроник, а на трон вновь усадили Якоба, уже осознавшего, что дядюшка Петрос всегда прав. Что, как вскоре выяснилось, было преувеличением.
Иного не дано
В любом деле, как известно, главное – вовремя остановиться. Его святейшество не смог. Дорвавшись до фактически единовластия, о котором, судя по всему, давно мечтал, он начал ломать традиции не менее круто, чем погибший оппонент. Принял ни в какие рамки не укладывающийся титул «Абунэ-Нэгус», Царь-Отец, он объявил церковь высшей властью Империи, заставив светских князей присягать себе и Христу, как прямым сюзеренам, с целованием ноги и рассылкой монахов кураторов к княжеским дворам, на предмет надзора и взимания дани. В результате чего подавляющее большинство «дворян» вскоре оказалась под знаменем вернувшегося из отпуска Суснэйоса. Был бой, крайне жестокий и кровавый, исход которого определился, как считается, отказом патриарха от использования огнестрельного оружия как «дьявольского дара». Царь-Отец пал, изрубив боевым топором 11 противников, бедняга Якоб , трогать которого было запрещено, тем не менее, тоже погиб, пытаясь бежать с поля сражения в одежде простого воина, а Суснэйос, короновавшись, приступил к исполнению обязанностей. Будучи очень и очень не идиотом, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что после всего красивого любви от церкви ждать не приходится. Но не особо и хотел. Сразу после венчания он сообщил вассалам, что, конечно, во многом торопыга Зэ-Дэнгэль был прав, без Запада из задницы страна не выползет, так что имя его в хрониках следует восстановить, но с перегибами в сфере налогообложения покончено и теперь на этот счет все будет, как при дедушке. А что касается полномочий субъектов федерации, так берите суверенитета, сколько сумеете унести, - при условии, разумеется, полной лояльности центру. «Герцоги» и «графы» отреагировали должным образом, единогласно поддержав идею, за которую еще недавно проклинали Зэ-Дэнгэля, - перенос столицы из «святого», насквозь пропахшего ладаном Гондэра в Дэбрэ-Табор, лично императором заложенный город с одним-единственным монастырем. Параллельно царь царей не побрезговал съездить на границу, где довольно хреново жили нелегалы - «варвары»-галла и лично пообщаться с народом. По итогам встреч воинственным дикарям раздали лены в потенциально «горячих» округах, включая в структуру полков «шоа» - военных поселенцев, подчиненных лично монарху. Земли, в основном, изымались у монастырей, правда, - как правило, из числа присвоенных святыми отцами под шумок Великой войны, - но «абунэ», считавших себя ограбленными, это мало успокаивало. Тем более, что идти на примирение Суснэйос подчеркнуто не собирался, вместо того активно, хотя и не так вызывающе напоказ, как его друг детства и предшественник. Миссионеры вновь получили право набирать и обучать учеников, свободно передвигаться по стране и устраивать диспуты; к королю Испании и Папе отправились новые послы, в Эфиопию прибыл новый глава миссии, Алонсо Паэс, очень, видимо, достойный и умный пастырь, быстро завоевавший уважение и при дворе, и в провинциях. Параллельно один за другим шли диспуты; иезуиты громили доводы «тутэйших» в пух и прах, с привлечением новейших достижений научной и философской мысли, «тутэйшие» твердо стояли на том, что все это «измышления Сатаны», а как в старых эфиопских книгах писано, так оно и есть. Окончательное решение, в конце концов, принял сам Суснэйос, высказавшись в том смысле, что религия не догма, а руководство к действию, так что отцы-иезуиты победили. После чего в сентябре 1622 года вместе с наследником и ближним кругом принял от Паэса крещение по римскому католическому обряду. Естественно, в глубокой тайне. Которая, разумеется, сразу же стала достоянием гласности, после чего и так уже доведенный до белого каления патриарх Симон отлучил «Алауи-Нэгусэ», Царя-Еретика, от церкви и призвал всех добрых детей Христовых восстать против поругания веры. Однако поддержка у Суснэйоса было куда больше, нежели у Зэ-Дэнгэля. От него не бежали. В очень жестоком сражении он победил, патриарх, подобно своему предшественнику, погиб от меча. Что не добавило у на время смирившихся «абунэ» любви к монарху, однако это его по-прежнему не очень волновало, тем более, что долгожданные люди с запада наконец-то пошли косяком…
Дефолт
Очень долго, лет десять, а то и больше, Суснэйосу удавалось все. Но, как показала жизнь, почивать на лаврах было рано. Первой ласточкой грядущих проблем стала кончина всеми почитаемого и любимого падре Паэса, патриарха по версии Ватикана, умевшего ладить даже с «абунэ». Новый «отец отцов», Игнасио Мендес, был, правда, не глуп и ревностен, но, происходя, в отличие от предшественника, не из «черни», а из знатного рода, понятия не имел о такте. Отказавшись от рекомендаций Паэса, предусматривавших постепенную, растянутую во времени замену старых обрядов новыми, он приказал водить в Эфиопии римский правила по установленному образцу, при этом унижая «варваров и дикарей» не только из светской знати, но и из числа святых отцов, симпатизировавших Риму. Хуже того, началось давление, а затем и гонение на евреев, императору традиционно лояльных, а на церковные склоки среди христиан внимания не обращавших, полагая, что уж к кому-кому, а к ним это никак не относится. После того, как по требованию Мендеса было отменено древнее правило праздновать наряду с воскресеньем субботу, а евреи были объявлены «христопродавцами», подлежащими насильственной христианизации или изгнанию, иудейская знать встала на дыбы, чем немедленно воспользовались «абунэ», впрочем, искренне возмущенные таким святотатством. Еврейские провинции фактически вышли из повиновения царю царей. Недовольство – очень сходно с Россией времен Раскола, - росло и среди «черни», которую начали гнать в новую веру пинками, и это тоже играло на руку святым отцам, под сурдинку разъяснявшим народу, что беда не только в новых обрядах, но и во всех без исключения новациях. Вплоть до европейских кузниц, ткацких мануфактур и лекарей. Народ верил. Кузницы и станки горели. Царь царей отвечал на бунты казнями, но мятежи вспыхивали вновь, хотя особой опасности пока еще не было: фокусы Мендеса оттолкнули многих вельмож, но европейцы, которых прибыло уже не меньше трех тысяч, были надежной опорой. К тому же они продолжали прибывать.
12 февраля 1628 года Суснэйос, решив, что настало время расставить все точки над «i», официально объявил католицизм единственной государственной религией, «старые заблуждения» - ересью, а себя – вассалом Папы. И грянуло. Все недовольства связались в узел войны за «единственное верное учение» на множестве фронтов, и приходилось распылять силы, что отнюдь не способствовало победе. В боях погиб кронпринц Марк, разделявший взгляды отца, и дочь Марьям, командующая имперской гвардией. В ответ – по указу взбешенного императора – мятежники духовного звания, отказавшиеся подчиниться и пройти переквалификацию по новым стандартам, потеряли неприкосновенность, их пытали, казнили, непокорные монастыри осаждали и брали штурмом, изымая в казну имущество. В иудейских областях заполыхали костры: жгли тех, кто остался в вере Моисеевой, но не покинул страну. В ответ еврейские князья и толпы рядовых евреев двинулись в войско епископа Микаэля, местоблюстителя патриаршего престола, встречавшего их по-братски. Царь царей метался из конца страны в конец, не понимая, почему сократился, а потом и вовсе почти иссяк поток пополнений из Европы. А в начале 1632 года удар в спину отцу нанес младший сын Фасиледэс ака Василид, после гибели Марка отозванный из монастыря (отец сдал его туда, надеясь со временем вырастить в патриархи) и ставший кронпринцем. Считая, что иезуиты – посланники ада, алчущие истребить ««единственно правильную веру», он открыто выступил против отца, после чего стал кумиром масс, а что-то делать с единственным наследником император не мог. В конце концов, узнав от очередных новоприбывших о ситуации в Европе, где, оказывается, разгорелась континентальная война, позже названная Тридцатилетней, и, осознав, что бороться нет смысла, император 14 июня 1632 года официально и публично признал переход в римское вероисповедание, и отрекся от престола в пользу Фасиледэса.
Стабилизация
Спустя месяц после отречения Суснэйоса (сам он по просьбе сына был святыми отцами «милостиво прощен», получив право выбора между покаянием в монастыре и пожизненного ареста в любом из своих поместий) в «священном» Гондэре, вновь ставшем столицей Империи, был созван собор. Вернее, съезд авторитетных иерархов и монахов всей страны, с участием ночетных гостей – иудейских мудрецов, получивших право голоса. Мендесу и его людям было позволено защищать свои взгляды, оправдывать свои действия и доказывать верность своего символа веры в открытой дискуссии, но, в отличие от прошлых диспутов, теологические тонкости никого не интересовали. Все решения были приняты еще до открытия заседаний и всем заранее известны. Подведя итоги, председатель – местоблюститель Микаэль, - потребовал у императора выдачи «посланцев Дьявола» церковному суду. О том же, в отношении троих, увлекавшихся кострами, просили раввины. На это, правда, Фасиледэс, понимая, чем дело кончится, не пошел. Он ограничился тем, что сровнял с землей все мануфактуры и разоружил католиков, приказав эфиопам срочно возвращаться к истокам и каяться, а европейцам убираться прочь, - кроме иезуитов, под стражей отправленных обратно в покинутую их наставниками четверть века назад Фрезону. Через какое-то время они, памятуя, что жалует царь, да не жалует псарь, так что сидеть и ждать глупо, сумели бежать на побережье, к сочувствующим князьям, но те, опасаясь последствий, помощи не оказали. Хотя и царю царей на верную гибель не выдали, предпочтя – красиво оформив сюжет как налет на караван, - передать опасных гостей в руки турок. Год спустя, после принятия Портой соответствующего решения, беглецы разъехались кто куда, в основном держа курс на Рим. И все вернулось на круги своя, как в эпоху до нашествия Граня. Князьям свое, церкви свое, пахарю тоже свое, а некая, с течением времени все более и более скудная толика, - царю царей. Пути же Эфиопии и Европы разошлись на долгие 230 лет, до середины еще неимоверно далекого XIX века…
putnik1.livejournal.com 23.12.2010 16:14
|
