|
prana.nov.ru
«А музы не молчали…» – так называется книга воспоминаний одного из старейших артистов ленинградского Театра музыкальной комедии Анатолия Викентьевича Королькевича, и мне показалось уместным вынести эту фразу в заголовок моего эссе.
Точнее не скажешь о той поре, которую мне довелось пережить мальчишкой. Только думали ли мы тогда, в январе сорок четвертого, лишь начинавшие оправляться от голода городские мальчишки, что доживем до двадцать первого века и застанем 60-летний юбилей этого великого события – полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады? Многие, конечно же, уже ушли – мои сверстники, но кому-то судьба даровала остаться и позволяет взглянуть из времени нынешнего в то, далекое... Иногда я слышу от молодых, к счастью, не познавших военного лиха, недоуменные вопросы: «Как же вы жили? И как сумели выжить?»
Что на это ответить? Жили! Принимали, как данность, как неизбежность обрушившиеся на наш город испытания. Все девятьсот блокадных дней я был в Ленинграде: эвакуироваться в Красноярский край мои мама и бабушка отказались – положились на судьбу. Да и кто мог осенью сорок первого предвидеть, что всех нас ждет и что война будет длиться целых четыре года? Мы очень голодали. У всех троих была дистрофия 1-й степени. Бабушка не вынесла этих мучений и умерла на моих глазах 3-го апреля 1942-го – как когда-то, в 1919-м, скончался от голода и сыпного тифа ее муж и мой дед известный в начале двадцатого века писатель Василий Васильевич Брусянин. А вот маму спас стационар, в который ее положили в самом конце декабря 1942- го, меня – детский дом на Стремянной улице: в него я был приведен добрыми людьми в январе сорок третьего.
Помню нескончаемые очереди за продуктами – пока еще они еще были. Когда их не стало, мама ходила со мной на «черный рынок» и там с рук мы покупали свалявшийся с землей, в комьях, творог, столярный клей, жмыхи от растительного масла – дуранду, иногда даже и хлеб. С большой стеклянной банкой я отправлялся за хвойной и фруктовой водой – от цинги! – в магазин на Невском, рядом с кинотеатром «Колизей».
Кстати, о кинотеатрах. Не все, но работали! В осажденном городе они были, наверное, так же непостижимы, как и премьера Седьмой «Ленинградской» симфонии Шостаковича в Большом зале Филармонии, как спектакли Театра музыкальной комедии на сцене Александринки и Блокадного театра в здании «Пассажа». Выходили на экраны новые фильмы, в витринах выставлялась реклама, и залы заполняли изможденные, исхолодавшие и изголодавшиеся горожане, да еще командированные военные.
Был лишь один месяц тяжелейшей, очень морозной и суровой блокадной зимы – январь сорок второго, года все кинотеатры были закрыты. Но постепенно они снова начинали работать, и я не могу не назвать сегодня все двадцать, что служили в те годы измученным людям: «Аврора», «Гигант», «Колосс», «Миниатюр», «Молния», «Молодежный», «Москва», «Новости дня», «Октябрь», «Правда», «Рабочий», «Смена», «Совет», «Спартак», «Темп», «Титан», «Форум». «Художественный», «Штурм», «Эдисон». Лишь один был разрушен до основания во время авиационного налета – «Олимпия» на Международном, а ныне Московском проспекте.
Для нас, блокадников, кино было больше, чем кино! Оно, как и метроном ленинградского радио, подтверждало: мы – живы, мы – живем! Кинотеатры не отапливались, не хватало электроэнергии, умирали от дистрофии киномеханики, контролеры, кассиры. И все же фильмы шли! Сеансы часто прерывались воем сирены – начинались бомбежка или артиллерийский обстрел. Зрители спускались в бомбоубежище, но как только раздавались звуки долгожданного отбоя, они возвращались и продолжали смотреть картину.
В «Художественном» я смотрел «Маскарад». Этот фильм был закончен Сергеем Герасимовым 22 июня 1941 года и той же осенью вышел на экраны. Война только-только началась, враг тугим кольцом сжимал наш город. Казалось бы, что нам до обличений Арбениным своей жены Нины в неверности и до интриг баронессы Штраль и князя Звездича? Однако люди заворожено смотрели на экран, слушали стихи Лермонтова, видели свою любимицу по довоенным лентам Тамару Макарову – все это было словно посланием из той, мирной, жизни и еще свидетельством нерасторжимой духовной связи времен и поколений. И все понимали, как ошибалась примадонна оперетты Зоя Стрельникова из фильма «Актриса»: нельзя было ей уходить со сцены и идти медицинской сестрой в военный госпиталь – она нужна со своей «Сильвой» и куплетами Карамболины фронтовикам и тем, кто трудился в осажденном городе и на «большой земле».
Музы не должны молчать, когда гремят пушки! Именно в блокадные дни появились в прокате «Антон Иванович сердится» и «Свинарка и пастух»: убежден, что ни в какое другое время эти предвоенные ленты не принимались бы с такой благодарностью – без них души покрылись бы коростой, закостенели в думах о своих лишениях, голод доконал бы нас…
Мы, дети, продолжали учиться. Чтобы не подвергать нас опасности погибнуть под развалинами, нас, второклассников 32-й школы перевели заниматься в подвал дома напротив. В стужу сидели на уроках, не раздеваясь, чернила в «невыливайках» замерзали, и все-таки весной сорок второго мы все получили табели с отличными оценками. И продолжали ходить в кино! Мама работала в кинотеатре «Совет» на Суворовском проспекте, и я умудрялся бесплатно проводить на фильмы своих товарищей. По несколько раз смотрели только что появившиеся картины «Радуга», «Она защищает Родину», «Секретарь райкома», «Новые похождения Швейка», «Машенька», «Антоша Рыбкин», «Нашествие», «Человек номер 217», «Во имя Родины», «Парень из нашего города», «Воздушный извозчик», «Два бойца», «Жди меня», «Неуловимый Ян», «Малахов курган», «Подводная лодка Т-9», «Жила-была одна девочка», Боевые киносборники, документальную ленту «Ленинград в борьбе».
А потом возвращались домой. В промороженные комнаты, в которых центральное место занимала «буржуйка» с выведенной в окно железной трубой: она была ненасытной, пожирала огромное количество щепок и тепло давала, только пока топилась. К ночи снова воцарялась стужа, и спали мы, накрывшись всем, чем возможно. Вечером и ночью мы очень боялись ясного звездного неба – он предвещало очередной налет фашистских «Мессершмиттов». Когда начинало темнеть, сидели при свете коптилок, читали книги и жевали драгоценные кусочки хлеба: в булочных, выкупая по карточкам свои «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам», ленинградцы обычно просили продавщиц резать буханку вдоль – дома делили этот паек на аккуратные ломтики: нам казалось, что их получается больше. Днем запасались водой: мне, считаю, очень повезло – колонка стояла в соседнем дворе, на Пушкинской, 9, и возле нее не переводилась очередь. Слава Богу, не нужно ходить к полынье на Фонтанку и уж тем более к Неве.
И я подумал сейчас: как же через весь город тащили на себе коробки с фильмами тогдашние киномеханики-женщины? Им, истощенным, еле двигавшимся блокадницам, приходилось преодолевать поистине героический путь по заледенелым, заваленным сугробами улицам с кинобазы на Владимирском проспекте в свои кинотеатры. Кто-то из них падал, обессиленный, кто-то был сражен разорвавшимся рядом снарядом, но фильмы доставлялись, по скользким лестницам поднимались в аппаратную, заряжались в кинопроектор, волшебный луч вспарывал темноту зала, и зажигался экран…
А меня, прежде чем отвести в детский дом, спасла от голодной смерти наша управдом Наталия Михайловна Королева. Она жила на нашей лестнице, и случилось это в ночь под Новый 1943 год. Я оставался в квартире один. Помню, вдруг зажегся свет: какой же страшной, запущенной, закопченной увидел я свою комнату. И спустился на первый этаж – попросил у этой женщины разрешения не быть одному 31 декабря. Я был вымыт и накормлен, а утром мне вручили тридцатирублевую денежку и повели пешком на Красную улицу, в детский приемник-распределитель.
Там я прожил двенадцать дней и оттуда отправился в детский дом. Ближе всех к нему находился кинотеатр «Титан», и в нем я часто смотрел и новые, и старые фильмы. Наши, пусть и не все, я уже называл, а из заграничных как не вспомнить диснэевского «Бэмби», и «Песнь о России» с Робертом Тэйлором, а с Диной Дурбин «Сестру его дворецкого» и «Весенний вальс». Но настал день, который возвещал всем измученным людям о скорой Победе. Фильм назывался «В шесть часов вечера после войны», и он был наш, советский, с Мариной Ладыниной и Евгением Самойловым в главных ролях: на Невском, возле кинотеатра «Колизей», появился большой деревянный щит.
А незадолго перед тем в огромной толпе счастливых ленинградцев, на углу Невского и Литейного, я видел разноцветные россыпи огней самого прекрасного из салютов – то было 27 января 1944 года: ровно шестьдесят лет назад…
Фото периода Блокады взяты в Проект «Военный альбом»
|
