Интервью И.И.Стрелкова открытому творческому проекту "Красное ТВ"

Стрелков проверен временем

Yury Luganets, 2015-12-14 17:46

1. В преданности Стрелкова идеям "Русского мира" не сомневаюсь.
Впервые услышал о нем лет 20 назад. С тех пор его взгляды
не поменялись, что доказала оборона Славянска.

2. Идеи "Русского мира", с которыми мы встретили весну-2014, не могли быть реализованы, ибо мы забыли, что в РФ олигархический капитализм. Он не просто не совместим с идеологией "Русского мира", народовластием, он им враждебен. Российские и украинские олигархи - близнецы - братья.

И я не удивлюсь, если со временем мы узнаем, что Ищенко, Мозговой, Дремов и ряд других менее известных командиров были уничтожены совместными усилиями структур, работающих на олигархов.

Не исключено, будут попытки устранить и Стрелкова, ибо олигархическим режимам опасны те, кто авторитетен среди простого народа.

Источник chervonec-001.livejournal.com 14.12.2015

Видео Интервью с Игорем Стрелковым (часть 1)

<:CAPTION:>

06.12.2015 22:35

Ведущий: Здравствуйте, Игорь Иванович!

Стрелков: Здравствуйте!

Ведущий: Скажите пожалуйста, кто собрался на Майдане в 2013 году в ноябре месяце? Что они хотели изменить в стране Украине?

Стрелков: Я уже много раз говорил о том, что Майдан являлся внешним прикрытием дворцового переворота, которое совершило окружение Януковича с целью однозначно оторвать Украину от России и закрепить ее переход в так называемую европейскую зону влияния – Европейский Союз на правах сырьевого придатка.

На Майдане на самом деле собралось несколько категорий людей. Причем давайте разделим – Майдан и Грушевского.

На улице Грушевского собирались ярые националисты, нацисты, на Майдане же фактически была причудливая смесь киевской либеральной интеллигенции, в основном молодежи, студенчества и умеренных националистов, которые нацистами себя не считали, но, тем не менее, с более-менее националистическими взглядами.

Я хочу сказать, что действительно большая часть Киева на тот момент была резко против Януковича и фактически поддерживала Майдан. Опрошенные люди не понимали, к чему это приведет. Было абсолютное непонимание, при попытке им растолковать, что это закончится войной, и гражданской причем войной, на меня смотрели как на идиота. Причем была полная уверенность у многих людей, в том числе у таксистов, с кем я общался, что со стороны Януковича действуют российские военные, российские полицейские – это вбил им в голову телевизор и пропаганда Майдана. А учитывая, что телевизор находился в руках врагов Януковича, то там пропаганда лилась даже по официальным каналам вполне конкретная.
То есть, если даже говорили о Януковиче, там все равно картинку давали, как «Беркут» избивает мирных протестующих, а потери со стороны «Беркута» не показывали вообще.

На самом деле, если говорить, немного абстрагировавшись от ситуации, события в Киеве я бы грубо определил, как запоздалые события в Москве 1991 года. То есть с опозданием более чем на 20 лет произошло все то же самое: прекраснодушная интеллигенция, которая показала тут, она там что-то решает, что она сама сможет решить судьбу страны. Провокаторы со стороны предателей во власти специально все делали, чтобы не подавить протест по-настоящему, а только частично его придавить и разжечь радикальные настроения. Было небольшое количество радикалов, которые давали картинку для иностранных средств массовой информации. Все то же самое, та же самая схема, с какими-то нюансами естественно, и с теми же самыми результатами. Да, мы будем говорить, что достаточно широкое народное движение, которое бежало за морковкой даже не совсем понимая, что эта морковка собой представляет.

Ведущий: Кто был заинтересован в эскалации протеста, проливании крови?

Стрелков: Ну я еще раз говорю, что в эскалации протеста был заинтересован тот, кто эту революцию устроил, американские заказчики, частично – их европейские марионетки и их марионетки в окружении Януковича. То есть Янукович должен быть свергнут, Украина должна быть окончательно оторвана от России, в Киеве должен был прийти к власти жестко, четко выраженный антироссийский режим. Собственно, что и произошло, что и остается до сих пор.

Ведущий: А откуда в современной Украине, которая прошла все тяготы Великой Отечественной войны, появились молодые люди, кричащие националистические лозунги?

Стрелков: Ну, во-первых, они там всегда были в небольшом количестве, надо помнить, что Никита Сергеич Хрущев, известный коммунист, один из генеральных секретарей коммунистической партии, о чем не стоит забывать вашей аудитории, персональный пенсионер после отставки, он всех бандеровцев из лагеря выпустил. То есть как только Хрущев пришел к власти, все бандеровцы, которые получили большие сроки, были освобождены. А после войны насколько я знаю, Сталин стремился сохранить людей, таких массовых репрессий не было даже против явных врагов, я имею в виду расстрельных репрессий, и всех посылали работать в лагеря, как говорится, на благо Родины.

Так вот все они получили амнистию, поголовно. Все бандеровцы вернулись в середине 50-х годов обратно на Украину, затаились, конечно, но значительная их часть, как я понимаю, свою идеологию не оставила, то есть корни были. Да, эти корни были практически забыты, гнилые, но когда после 91 года украинская власть вполне логично сделала ставку на украинский национализм как гарантию того, что в один прекрасный момент население их не свергнет и не вернется обратно в единую страну, они получили новые всходы, новую подпитку, постепенно начали нарастать.

Надо понимать, что украинская власть с 91 года, и при Януковиче в том числе, всегда была умеренно националистической. Извините, Янукович тоже русский язык вторым государственным не сделал. Поэтому по большому счету Янукович и Ярош – это два фланга одного и того движения, просто один, Ярош – радикал крайний, другой – на фланге, как говорится, предатель, но он предавал все, все идеи, которые только у него были. Вообще его население крайне дружно ненавидело, это надо понимать (возвращаясь к предыдущему). Так что, чем дальше развивалось украинское государство, чем больше вырастало людей, которые не помнили Советский Союз, в том числе молодежь, которая не знала. При полном господстве телевизора, националистического телевизора, фактически при отсутствии хоть какой-то контрпропаганды в средствах массовой информации, сформировался слой людей, который действительно не помнит и не знает истории. Ну тот слой, который американцам всегда и нужен, Иваны не помнящие родства, не знающие, что их деды были русскими до мозга костей и воевали за единую страну, за Советский Союз, а до этого – за Российскую Империю.

Ведущий: А эти фашиствующие группы, в их сценарии развития так все и предполагалось, они захватили в какой-то момент инициативу у олигархов?

Стрелков: Нет, абсолютно нет, они всегда были ими управляемыми. В Киеве рулила группа олигархов во главе с Порошенко. Кстати говоря, уже тогда в Киеве, во время тех событий я знал, что Порошенко тратит в день около полумиллиона гривен на Майдан (в день!). Он, естественно, там был не один, был и целый ряд других олигархов, которые спонсировали Майдан. Спонсировали на самом деле все, ну кроме, может быть, ахметовской команды. Примерно так.

Ведущий: А на Майдане собирались люди за деньги или все-таки были и идейные?

Стрелков: На Грушевского многие бунтовали за деньги, но там тоже были идейные нацики, на Майдане – нет, большая часть людей была, конечно не за деньги, подавляющая часть. Там, конечно, был определенный контингент, как вы сами понимаете, были добровольцы, которые утром приходили как на работу, вечером они уходили домой, но нужно было определенное количество людей, которые будут постоянно, им конечно, не то что бы им платили за то, чтобы они участвовали в Майдане, им просто давали деньги за то, чтобы они там оставались постоянно. Но это тоже свойство политикума, потому что рядом шумел так называемый Антимайдан, и этот Антимайдан целиком был проплачен, там 500 гривен в день была такса. По украинским меркам это достаточно значительная сумма, считайте, что тогда курс гривны к рублю был где-то 1 к 4, то есть соответственно они получали где-то 2 тысячи рублей в день, не такой уж и плохой заработок за ничегонеделание; бесплатное питание, бесплатный чай – все это тоже оплачивали олигархи. Но тут надо понять, что если после того, как платный Антимайдан заканчивался, вот на моих глазах, часть антимайданщиков, получив свои деньги, шли помайданить уже для души. То есть если они шли на Майдан и там майданили, то с Майдана на Антимайдан никто не приходил.

Ведущий: А почему когда процесс начал радикализироваться, когда начали появляться такие местные фашисты в этом Майдане, внутри Украины не нашлось ни одной организации, которая могла что-то противопоставить этому?

Стрелков: Скажите пожалуйста, а когда у нас в 91 году произошла наша так называемая славная демократическая революция, многомиллионная партия (сколько там у нас в КПСС, миллионов 17 наверное было) промолчала? Почему ни одна партийная организация не выступила? Это имея многомиллионную партию и почти 20-миллионный комсомол.
Ну этот вопрос на ту же самую тему. Потому что разложились, прогнили, и уже не верили в то, что, собственно говоря, отстаивали. Я помню эти советские годы, и помню, в глубинке я никогда не жил, я москвич по рождению, в глубинке наверное было по-другому, а в Москве никто не верил в коммунистические идеи. По крайней мере, среди молодежи. Я был в комсомоле в школе, как и все мои сверстники, и в институт поступал еще комсомольцем, поэтому я все это помню. Я все это рассматриваю как элемент каких-то правил игры, условно говоря, не более того. Идейных людей было единицы и на них смотрели как не от мира сего.

Ведущий: Но здесь была многопартийная система и ни одна из этих партий не взяла на себя ответственность сказать что-то против фашизма.

Стрелков: Вот представьте себе, допустим, завтра у нас фашисты выйдут и свергнут власть, ну они изображать будут, что свергают власть, потому что власть свергать будет только сама власть. У нас невозможно никакой оранжевой революции, у нас возможны только дворцовые перевороты. Закамуфлированный как на Украине в виде какого-то там «народного движения», а может даже и без камуфляжа.

Как известно, переворот 2000 года произошел, когда Борис Николаевич сказал, что я устал, и на этом весь переворот завершился. Но фактически это же тоже был переворот. Это же не легитимная передача власти. Но я уверен, что если сейчас что-то такое произойдет, все будет то же самое. Вы что, думаете, Зюганов с КПРФ что-то сделают? Ну вот вы машете головой, и я тоже скажу то же самое. Это люди, встроенные в современную политическую систему, стригущие с него купоны, и довольные своей ролью вечной оппозиции, но оппозиции такой, официальной. Высшие чиновники которой стали высокооплачиваемыми элитными государственными чиновниками. Зачем чиновнику выступать? Чиновник в принципе не способен на самостоятельное выступление. Если будет команда, он ее выполнит, если не будет команды, он будет сидеть на заднице ровно и ждать, как ситуация развернется.

Ведущий: То есть ситуация на Украине, когда получила такое развитие, это было как в России?

Стрелков: У нас Украина это часть России. Понимаете, все те процессы, которые происходят в России, они происходят и на Украине, где-то замедленно, где-то быстрее. Повторяю, что на самом деле Майдан – это отложенное на более чем 20 лет событие 91 года. В 91 году Киев был крупным провинциальным центром, региональной столицей, но в нем все было спокойно, не было там никаких революций, никаких «белых домов», но вот спустя 20 лет, их волной этой накрыло. Волна может иметь приливы, может иметь отливы. И то, что произошло на Украине это является репетицией того, что может произойти в России. Еще раз повторяю, дворцовый переворот, организованный олигархами и замаскированный каким-то там Майданом, Болотной, как угодно это можно назвать.

Ведущий: А когда вы поняли, что сидеть и наблюдать за этими событиями уже невозможно и если ничего не делать, то распространение фашизма будет повсеместно на Украине и придет и к нам, в Россию.

Стрелков: На Украине победил не нацизм в чистом виде. На Украине победила олигархическая власть, ориентированная на полную ликвидацию связей с Россией. Ничего не изменилось, Янукович не большее дерьмо, будем так говорить, чем Порошенко. Вот по качествам этих двух людей, они абсолютно равны. Янукович, правда, только тупой совсем, а Порошенко явно поумнее.

Но различаясь в мелких параметрах, они являются представителями одного класса безродных космополитов, как их все время называли, а сейчас их можно назвать – олигархов безродных. Им плевать на свою страну, на свой народ, они преследуют свои личные интересы, что один, что другой. И к власти пришел, подчеркиваю, не Ярош, не нацист. Нацисты и нацистская идеология сейчас просто используются олигархической властью в своих целях. Более того, при этом я подчеркиваю, что я никаких симпатий к нацисткой украинской идеологии не испытываю, как к любой другой нацисткой идеологии. Но это факт. Нацисты сейчас – это расходный материал, а их идея сейчас удобна для использования. Будет неудобна – они ее заменят.

Поэтому, что касается вопроса, почему нельзя сидеть, собственно говоря, понимаете, в другой какой-то ситуации я тоже сидел бы, а тут у меня появилась возможность. У меня появилась возможность, активно принять участие в процессе противодействия. И я этой возможностью сразу же воспользовался. Поверьте, что у меня не было возможности ни в 91 году, когда я еще был совсем молодым человеком и испытывал очень противоречивые чувства. То есть я не поддерживал ни советскую власть, поскольку в то время уже являлся монархистом, не поддерживал и тех, кто тогда был у Белого Дома, но тогда третьего варианта не было вообще, вот просто его не было в помине. Сейчас, по крайней мере, он может быть теоретически. А тогда не было.

В 93 году я служил в армии, меня не было в Москве. Хотя многие из моих друзей, приятелей и знакомых участвовали в обороне «Белого Дома», в походе на Останкино. То есть с теми, кто участвовал с другой стороны, я столкнулся уже когда на службу пришел, в органы безопасности. А тогда все мои знакомые были с этой стороны. Ну а тут возникла ситуация, в которой я оказался в нужное время в нужном месте, и от меня зависело только принять решение пойти в бой или нет. Ну для меня не стоял этот вопрос, я сразу пошел в бой. Все-таки к этому я готовился всю свою жизнь.

Ведущий: Мы перенесемся в март месяц, в события в Крыму. В какой атмосфере проходил референдум по присоединению, возвращения в Россию Крыма? Как люди себя ощущали, была ли нервозность, какой-то страх? Какая атмосфера была на улицах и в домах?

Стрелков: Имеется в виду Симферополь, правильно?

Ведущий: Симферополь, Крым…

Стрелков: Я очень мало бывал в Севастополе, то есть кроме там переговоров с Березовским и каких-то там отдельных технических поездок… Вся моя работа была в основном в Симферополе, и там в каких-то районах остального Крыма и Севастополя. Поэтому я стараюсь говорить о том, о чем я знаю сам. Атмосфера была всеобщей неуверенности. Милиция на момент событий все еще подчинялась приказам из Киева. Они все еще стояли на улицах и старались не пропускать людей.

Ведущий: Куда?

Стрелков: К зданиям, уже занятым зданиям. Представьте утро после занятия Верховного Совета и администрации. Погода, легкий по-моему плюс, ночь была морозная, поэтому все улицы покрыты наледью, все время все поскальзывались. Вот реально, наледь сплошная. Все улицы, все подходы к зданиям перекрыты милицией, но по крайней мере открыто не вооруженной, возможно с пистолетами, но без автоматов, без ничего. И люди пытаются пройти на митинги в поддержку занятия зданий, хотя никто еще из них на самом деле не понимает, кто занял здания.

Но вот вроде ходит слух, кто заняли типа «наши». Милиция их останавливает и не пускает, люди подчиняются. Но милиция не перекрывает все улицы. Есть улицы совершенно свободные и милиция даже знает, что эти улицы свободные, она их не перекрывает. Несколько сот человек, может быть 200-300, перед зданием Верховного Совета. Перед зданием областной администрации тоже какое-то количество людей. То есть в Симферополе такого массового выступления, чтобы все люди поголовно выступили, не было такого. Была группа активистов, которая активно работала, некоторые люди смотрели на это как на шоу, это особенность современного обывателя. Ну вот типа как интересно, а что дальше будет, причем, полная пассивность. Много очень было пассивных людей. Несколько тысяч активистов в Симферополе было, а основная масса населения занималась своими делами, продолжала ими заниматься и в общем-то никак не участвовала в событиях.

В Севастополе, вот то, что мне удавалось видеть, как бы из окна автомобиля во время частых посещений, там все-таки было более общенародное движение. А в Симферополе – именно казачьи, патриотические организации участвовали… коммунистических знамен было очень много, монархических всяких, ну вот те, кто и так участвовал в политике, те активно начали себя вести.

Ведущий: Люди сами выходили или их кто-то организовывал?

Стрелков: В Симферополе это организовывал Аксенов со своим «Русским Единством», то есть он реально собирал самое большое количество людей, в отличие от допустим коммунистических организаций, ну я видел там стариков-ветеранов, в количестве 100-150 человек под своими знаменами. Аксенов на второй день собрал больше трех тысяч человек. Во время драки с татарами меня просто не было, я прилетел ночью. А вот когда занимали вокзал, занимали аэропорт, там собралась действительно огромная по симферопольским меркам толпа. И это было следствие не только народного волеизъявления, но и организации. Без организации вообще ничего не возможно.

Ведущий: А была ли у вас информация о событиях на Юго-Востоке Украины, в Донецке, Луганске, Харькове?

Стрелков: На тот момент, когда начинались крымские события, никаких событий не было. Позже, конечно было, поскольку я все-таки был помощником Сергея Валерьевича, у меня даже сохранилось удостоверение внештатного его помощника, еще с трезубами, потому что никаких других печатей не было. Она хранится у одного из моих друзей, он ее в рамочку в гараже повесил.

И мне действительно было поручено общение, сам Аксенов уже полностью погрузился в крымские дела, ему надо было проводить референдум, ему надо проводить первое мероприятие по формированию краевого правительства, вернее, республиканского правительства. А делегаты от «Русского Единства», а оно ж было не только в Крыму, было в Одессе и других городах, они приезжали и он их перенаправлял ко мне. Я с ними общался, и основной вопрос у всех был: Когда у нас? У нас что делать? Какие указания? В значительно степени я был в курсе того, как развивался протест, составил даже карту, где и какое количество населения поддерживает приход России, то есть воссоединение с Россией или там независимость от Киева, и из этого исходил.

Ведущий: То есть события в Крыму стали катализатором для последующих событий?

Стрелков: Конечно. Все русские элементы на Украине, все сторонники союза с Россией, они все воспряли духом. Более того, они все были уверены, что крымский сценарий повторится везде. То есть это действительно был как удар грома. Это не только в России был удар грома – возвращение Крыма, это на Украине было тоже. То есть полная деморализация власти, полная деморализация правоохранительных органов и армии, и на фоне этого – активизация русских элементов и всех элементов, подчеркиваю, союзных, кто видел Украину в неразрывной связи с Россией.

Ведущий: А кто поддерживал вас в стремлении оказать интернациональную помощь братскому народу?

Стрелков: Сергей Валерьевич Аксенов, конечно, поддерживал. Причем поддерживал действенно и это полностью совпадало с его собственными взглядами и убеждениями. У нас не было с ним никаких разногласий в плане того, что нужно идти и освобождать всю остальную Новороссию. Вот никаких разногласий, он отлично понимал, что это необходимо даже для того же Крыма.

Но вопрос в другом. С ресурсами было у нас негусто, ни у меня, ни у него. У него был административный ресурс, у меня ресурс, тот который успели наработать, мы сформировали батальон специального назначения, он даже принимал участие в некоторых мероприятиях на территории Крыма, мы успели его довести до 200 человек при 160 единицах трофейного оружия. Но нас быстренько расформировали, буквально за две недели. То есть если бы нам удалось зайти не силами 52 человек, а хотя бы тех 200, которые у нам были, это было бы совсем другое. Но мы начали представлять из себя незаконное вооруженное формирование с точки зрения новых властей и нас распустили. Естественно, мы, как люди дисциплинированные, сопротивляться не стали, сложили и сдали оружие.

Ведущий: После Крыма вы выдвинулись со своей группой на Юго-Восток Украины, в Донецк и дальше по области.
Чувствовали ли вы поддержку местных властей? Как вас воспринимали жители?

Стрелков: Вы имеете в виду на Украине – на Донбассе?

Ведущий: Да, на Донбассе.

Стрелков: Никакой поддержки местных властей нам не было.

Сначала в Славянске поддержала Нелли Штеппа – она сгоряча думала, что мы российские военные, с ней-то никто переговоров не вел, мы ей вообще как снег на голову свалились. Да мы вообще всем в Славянске как снег на голову свалились. Она призвала население нас поддержать. Но как только она поняла, что мы не российские военные, она тут же начала шашни с украинской стороной. Но слово не воробей, его не воротишь, и то, что она сейчас сидит – это прекрасный пример всем двурушникам. Она пыталась и нашим, и вашим, и везде, как говорится, соломки подстелить.

В результате она сейчас сидит, ее судят, не знаю, уже судили или нет, но там ей большой срок грозит. И туда ей и дорога, это единственное, что я могу сказать. Двурушники всегда получают от обеих сторон.

Ведущий: А была ли у вас связь с Харьковским подпольем? С Луганском?

Стрелков: Еще со времен нахождения в Симферополе.

Ведущий: То есть на вас выходили группами или как?

Стрелков: У меня была связь со всей Новороссией: Днепропетровск, Одесса, Харьков и Херсон. И более того, я уже говорил в каком-то интервью о том, что был выбор, идти на Одессу или на Донецк.

То есть в плане того, что очень просили активисты Одессы, чтобы я шел на Одессу.

Но я не пошел на Одессу по причине выбора, а выбор был связан с тем, что Донецк уже поднялся и занял областную администрацию. Луганск уже поднялся, захватил СБУ. А Одесса все еще продолжала хождение на Куликово поле и не перешла к активным действиям. То есть я полагал, что в первую очередь надо идти на помощь к тем людям, которые уже поднялись сами. Это давало больший шанс на успех. Это первое.

А второе, все таки даже теоретически до Одессы можно было дойти тем же морем, при том развале украинской пограничной службы и флота, я думаю, это было вполне реально. Но дальше вставал вопрос о снабжении. Предполагалось, что туда зайдут российские войска, потому что расчет был именно на то, что народное движение обеспечит возможность воссоединения с Россией, потом российские войска спокойно войдут, так же как в Крыму, спокойно без единого выстрела разоружат украинские войска, если те раньше не убегут, и все будет, как говорится, вот по такому сценарию. А в Одессу войти все-таки было бы затруднительно. Поэтому был выбран именно Донбасс. Но первое, подчеркиваю, что Донбасс поднялся уже сам.

Ведущий: В Харькове были самые большие протесты и все рассчитывали, что Харьков станет центром восстания?

Стрелков: Посмотрите по телевизору, регулярно мелькает некто господин Константин Долгов, сейчас он у Владислава Юрьевича Суркова на окладе работает. Вот все вопросы по поводу слива харьковского движения нужно задавать ему. Потому что больше всего средств на помощь было выделено ему, и меньше всего результата было получено при максимальных стартовых условиях от него.

Константин Долгов

Ну я думаю, что здесь сыграли свою роль местные олигархические элементы, которые, с одной стороны, видимо, не решились, с другой – они летали в Москву какие-то там консультации провели, им сказали, что не нужно. Факт в том, что им не нужно было народное движение, а настоящих народных лидеров просто не появилось.

Ведущий: А как проявляли себя местные коммунисты в областях, которые вы встречали на пути?

Стрелков: На своем пути встречал… знаете, вы рисуете прямо картину: Цезарь идет по Галлии, а там местные коммунисты толпами выходят и как-то себя проявляют. Ну давайте так… что все-таки не надо вдаваться в ТАРАСКАНАДУ. "Тартарена из Тараскона" читали? Рекомендую очень, много аналогий современности, с современной российской действительностью. Так тарасконада это обозначает, когда все преувеличивается. Когда из мухи, условно говоря, регулярно раздувают слонов, во всем.

Ну так вот, надо представлять наши масштабы – 50 человек, когда идет там революция и так далее. Это масштабы тактические, сугубо тактические, имеющие стратегическое значение только по причине того, что с той стороны совсем пигмеи были. Поэтому не надо из этого лепить такой героический эпос, над которым потом будут смеяться историки. А я все-таки по образованию историк и действительно хотел сделать это своей основной профессией. Поэтому для меня имеет значение в какой-то степени, чтобы мое поведение потом не стало притчей во языцех, и чтобы потом не издевались как над Василь Иванычем Чапаевым, чтобы анекдоты не сочиняли. Ну это так, по мелочи.

А что касается конкретного ответа на вопрос: небольшая коммунистическая ячейка в Славянске была. Сначала она пыталась действовать самостоятельно, я не буду называть фамилию ее лидера, поскольку это может ему повредить, хотя он и в эмиграции здесь находится, естественно, не остался там. Потом в один прекрасный момент он пришел ко мне и сказал: я больше ничего не хочу, разочарован во всем, все, я вступаю в ополчение и выполняю ваши приказы. То есть сначала он пытался действовать как-то самостоятельно, но понял, что это бессмысленно. И потом просто работал в ополчении, а поскольку человек в возрасте – на тыловых должностях.

Ведущий: А бессмысленно потому, что он не мог рассчитывать на своих товарищей?

Стрелков: Я, честно говоря, уже не помню, при том, что тогда я вообще не занимался политическими вопросами: у меня военных вопросов была целая куча и мне было не до этого. Но факт в том, что он, видимо, действительно был разочарован и в поддержке со стороны товарищей извне, и в действиях многих своих коллег непосредственно, но знаю, что все ячейки, которые именно на него замыкались, активно помогали ополчению: работали в столовой, оказывали обычную волонтерскую помощь, возили гуманитарку.

К разведке я их не привлекал, но, тем не менее, добывали самостоятельно информацию, и привозили. Но серьезной фракции, условно говоря, они не могли сформировать, да я бы и не дал ничего подобного рода сделать: вот здесь я возвращаюсь к тому, о чем мы говорили в начале разговора предварительного.

Я категорически был против любых политических формирований, и даже если бы ко мне массово пришли монархисты и сказали бы: «Игорь Иванович, давайте сформируем чисто монархическую армию», я бы поступил с ними точно так же, как и со всеми остальными.
Сказал бы: «условие только одно, на общих основаниях: туда, куда пошлют, и никаких пожалуйста отдельных знамен и отдельных лозунгов». Я был против любых отдельных, в том числе казачьих, формирований в ополчении, и много раз убеждался в правоте своих взглядов. Казачье, национальное, идеологическое формирование, будь оно даже самым стойким, самым хорошим, оно всегда имеет две системы ценностей: общую систему ценностей с той системой, внутри которой находится, и свою собственную. И соответственно, свои задачи на определенном этапе может поставить выше общих.

Ведущий: Возникнет противоречие?

Стрелков: Да, возникнет противоречие. И если это противоречие возникнет, то как правило, с очень высокой вероятностью, они будут исходить не из общих задач, а из своих внутренних корпоративных. В результате они не выполнят приказ.

И вот конкретный пример именно из мой практики – это поведение казачьей комендантской роты в Краматорске. После того, как был отдан приказ на общее отступление из Краматорска, они забузили, собрали свой казачий круг и приняли постановление оборонять Краматорск дальше. Но после того, как все силы славянского гарнизона и краматорского гарнизона тоже, кроме их роты, выполняя приказ, проследовали на Горловку, они поняли, что немножко погорячились, мягко говоря. Но они понимали, что я их за это по головке не поглажу. Бойцы не понимали, что происходит, а вот их командиры понимали, что я фактически могу это расценить как дезертирство и немножко расстрелять. Ну может и не расстрелял бы, но в штрафную роту у меня быстренько бы все эти командиры с лопатой в руках отправились бы, в этом можно даже не сомневаться.

И они обманули своих бойцов, сказали, что им получен приказ отступать на Изварино. Эта комендантская рота с минометным взводом выехала в Изварино, где все эти казачьи командиры еще раз провели круг. А все командиры роты были с территории России, в том числе известный товарищ под кличкой «Бабай» - экзотический персонаж, который в самый последний момент просто для кучи сгребли в Крыму, ну вот настолько не хватало людей в самый последний момент, что приходилось даже таких собирать. И они все быстренько перешли на территорию России, бросив свою роту.

Но нет худа без добра, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. На тот момент Изварино оборонял гарнизон в 30 человек в главе со Стопятым, если не ошибаюсь, покойным ныне, он погиб под Дебальцево зимой этого года.

У него было 30 человек, я их снабдил оружием и туда отправил, то есть мне приходилось из Славянска выделять из своих в общем-то незначительных ресурсов, оружие, чтобы в Луганске поддерживать единственный проход. Так вот, эта рота, после того как дезертировали ее командиры, прибыла в Изварино, там осталась и сыграла решающую роль в том, что этот последний проход к России был удержан. Без этой роты, без этих минометов, его бы удержать не удалось.

В данном случае я демонстрирую конкретный пример, почему я был категорически против создания формирований – и национальных, и политических. Вот сегодня, условно говоря, монархисты, коммунисты, и кто угодно, с нами, а завтра они решили, что что-то у них не так, собрались и уехали.

Кстати, казачья банда Козицына, псевдоказачья банда псевдоатамана Козицына, они так и поступали все время. Они, как только начиналась серьезная заваруха, тут же снимались и уезжали, потому что они казаки, их надо беречь. А вот местные ополченцы пусть погибают, а вот мы – казаки, нас беречь надо. Вот как пример, поэтому еще раз повторяю, когда мне говорят, что я там слил какой-то коммунистический процесс. Я периодически читаю, я же читаю все эти наезды не для того, чтобы там мазохизмом как бы заниматься, а для того, чтобы понять, лгут или не лгут, и когда я вижу, что люди откровенно лгут, я только убеждаюсь, моя позиция правильная. И как бы проверяю сам себя.

Так вот, когда я читаю на некоторых коммунистических ресурсах, что вот он слил коммунистический народный протест: не было никакого коммунистического протеста. Поверьте, если бы был именно коммунистический народный протест, то монархист Стрелков приехал бы и к нему присоединился. Не потому что он коммунист или ему нравятся там Троцкий и Ульянов-Ленин, а потому, что надо вставать в тот строй, который воюет против общего врага, без разницы, под какими там знаменами. Но его не было.

Поэтому приходилось создавать под всеми знаменами, я и так старался сделать общие знамена, без упора на монархическую идею. Да, ввел Георгиевский Крест, ввел орден святого Николая Чудотворца, но одновременно я ввел и медаль «За боевые заслуги», максимально повторяющую советский дизайн. Мы стремились объединить все хорошее, что есть в дореволюционной и послереволюционной истории под знаменем ополчения. И никто не навязывал ни православие, ни какие-то идеи, и сам я воздерживался от любой монархической агитации. Причем, даже когда прибыло подразделение дроздовцев из Санкт-Петербурга, они были направлены в обычную пехотную роту рядовыми бойцами. Без каких-либо выделений их в отдельное подразделение.

Ведущий: А была ли у вас связь с подразделениями Луганской народной республики? Особенно интересна связь с подразделением «Призрак», в нем же есть красный отряд.

Стрелков: Значит, ответ на ваш вопрос я услышал уже после того, как вернулся с Донбасса, то есть я не знал на тот момент, есть там красный отряд или нет там красного отряда. Поймите, что это подразделение «Призрак» во многом было сформировано тоже благодаря мне. Ну не именно мне, а нашей помощи, что тоже важно.

Алексей Борисович прибыл ко мне в Славянск, неделю отстоял на блок-посту, после этого мы побеседовали и он поехал в Лисичанск организовывать оборону там. При этом я ему выделили некоторое количество оружия. После этого, когда мне удавалось добыть очередную партию оружия, обязательно Алексей Борисович от меня получал. Все минометы, все крупнокалиберные пулеметы и противотанковые ружья, которые были у него в бригаде до моего выхода из Донецка, были получены от меня. Что-то он там захватил трофейное, что-то там отремонтировал, но большая часть тяжелого вооружения, которое у него было, и значительная часть стрелкового оружия была получена от славянской бригады.

Мозговой в апреле 2014

Видео: http://www.youtude.su/watch.php?v=Q1NuE0ok6yI^[1]

В принципе, он подчинялся мне и декларировал подчинение добровольно, то есть какие-то общие задачи мы с ним решали, согласовывали постоянно с его штабом по закрытой линии связи, и фактически он находился в моем подчинении, единственно что, конечно, в связи с нашей разбросанностью и неорганизованностью фронта, подчинение было скорее номинальным. То есть он на своем участке действовал вполне самостоятельно. Ни про какие красные отряды я тогда не слышал. Алексей Борисович, с которым мы поддерживали достаточно тесные отношения, уже после выхода на Донецк, он ко мне тоже прибыл с вопросом, что делать. Как раз перед этим разгромили один из его опорных пунктов взводных, раскатали в хлам, погибло очень много бойцов, целый взвод погиб, и он спрашивал меня, что необходимо делать.

И я ему приказал оставить Лисичанск. Он сразу взмутился – как так мы можем оставить Лисичанск, где в нас верят люди, люди нас защищают… Я подошел к его карте и показал ему обстановку. Что Лисичанск удерживается, но через 2-3 дня он будет отрезан от остальной территории ЛНР, а за спиной Лисичанска Первомайск, Алчевск, Брянка – населенные пункты, где на всех было ополченцев 30 человек. Которые опять же, ко мне за оружием приезжали.

У Болотова оружия было достаточно, он его не раздавал никому. То есть в районы оружие не шло. Куда оно шло я не знаю и не хочу знать, неинтересно мне. Факт тот, что я понимал, что если окружат его бригаду в Лисичанске, весь центр общего фронта будет занят без боя, условно говоря. Так же как заняли Папасное, там сидел маленький гарнизон, в 50 человек, тоже полностью снабженный за счет славянской бригады, но их оттуда выбили просто на раз-два. Потому что он был просто не обстрелян. И казаки опять же просто бросили позиции в Попасном и уехали.

И поэтом он все-таки выполнил мой приказ, причем выполнил вовремя, в самый последний момент и после этого удерживал район конгломерат Первомайск-Алчевск-Брянка.

Ведущий: Возникает вопрос, какие факты кроме неотразимого окружения славянской группы, вынудили вас отойти в Донецк? То есть что довлело над вами?

Стрелков: Какие еще факты? Других фактов на самом деле не было. То есть сейчас мне приписывают, что я сознательно шел спасать Донецк на предмет того, что знал, что город будет сдан. Действительно, когда я приехал в Донецк, я убедился, что город готов к сдаче, и что его никто даже не собирается оборонять.

Но на момент выхода из Славянска я исходил из чисто оперативных соображений. У меня не было противотанковых боеприпасов, а то, что было – не стреляло и не летало. Кстати, то, что там нашли, кучу оружия, это в основном не выстрелившие гранатометы, которые тоже сдавались, и в отличие от остальных формирований, в славянской бригаде учет оружия был очень жесткий. Каждый гранатомет, каждый выстрел, каждый патрон – все это было под роспись, и в случае если не срабатывало что-то, они несли это назад и сдавали. Вот этот хлам мы его естественно и бросили, и бросили на самом деле очень немного. Все что могло стрелять и чем можно было стрелять – вывезли. Вопрос в том, что у нас не было именно противотанкового вооружения. Николаевку сдали только потому что просто нечем было стрелять. 28 гранатометов и ни один не сработал. Ни один. В ходе штурма Николаевки не сработал ни один из гранатометов РПГ-18 выданных накануне. Там просто ребят расстреливали из БТР-ов и они ничего не могли сделать. Противотанковых ружей, к сожалению, было очень немного, и они в основном были сосредоточены на Семеновке, по большей части. А против танков они тем более неэффективны были совершенно.

Не было совершенно артиллерийских снарядов. На два танка было полтора боекомплекта, на «Ноны» был двойной боекомплект, но это тоже очень немного, а на 9 минометов было 57 мин. То есть с такими силами мы могли дать взять себя в окружение и просто сидели бы и нас отстреливали бы с Карачуна и с остальных позиций. Около нас было сосредоточено примерно 80 различных артсистем по моим подсчетам. И предшествовавшему выходу из Славянска уже город находился под обстрелом, особенно жестко долбили Артемовск (поселок), долбили Черевковку, долбили микрорайон Химик, причем по площадям просто, вы представьте, мы сидели бы в городе, нас долбили бы артиллерией, а нам нечем было бы отвечать. А жители? Они не полезли бы на штурм.

В определенный момент я ждал штурма и ждал его с надеждой. Почему? Потому что при общем превосходстве врага в численности (очень большом) и технике мы могли бы, имели шанс нанести ему хотя бы моральное поражение только в ближнем бою в городе, то есть реализовать боевой дух ополченцев, мотивированность их. Но они не собирались штурмовать город, потому что с одновременным отсечением нас от последней линии снабжений под Николаевкой, они одновременно начали по всем остальным участкам обкладывать нас минными полями и натягивать проволоку. То есть собирались сделать, условно говоря, большой концлагерь, то есть сжечь, уничтожить город, а потом мы были бы вынуждены все равно прорываться, через минные поля и через проволоку. Через жесткое кольцо, с соответствующими потерями. То есть деблокировать нас было некому.

У нас во всей славянской бригаде вместе с Краматорском, с Константиновкой и Дружковкой примерно было 2 тысячи бойцов. НУ плюс еще около тысячи снабженцев, волонтеров, членов семей, которые помогали. Но основной костяк 1200 бойцов находился в Славянске. Славянск, Семеновка и все гарнизоны, совсем близкие. А в случае окружения оставалась более-менее крупная группировка в Краматорске, около 500 бойцов, у Хмурого, но он отлично понимал и я отлично понимал, что он нас деблокировать не сможет.
А у Безлера в Горловке на тот момент было около 350 активных штыков при двух танках и двух Градах. Но это ни о чем.

Нас только со стороны Ямполя, тяжелых БТГ, которое наступало, было около 100 бронеединиц различных. Из них около 30 танков. Там может не все было в супербоеспособном состоянии, но и у нас техника была такая что… Самая крупная моя бронегруппа состояла из 11 бронеединиц, которая была в Славянске: 2 танка, 2 «Ноны», 2 БМД (одна БМД-1, одна БМД-2), 2 БМП, БТР – в общем 11 единиц было всего. Это ни о чем было, учитывая состояние фронта. А у них, кроме этой БТГ (батальонно-тактической группой), которое нас отрезало, на каждом блок-посту было по 4 танка.

То есть отношение сил было такое, что мы всей нашей бронегруппой могли взять по идее 1-2 блок-поста и после этого кончиться как таковые. А у них бы оставалось еще 99 процентов того, что у них было.

Поэтому зная, что деблокировать нас некому, выхода другого не было, кроме как вывести, спасти личный состав, технику и вооружение, причем не просто спасти их в плане жизни, а вывести организованно, чтобы занять оборону на новом участке.

Но после того, как мы вышли из Славянска и зашли в Краматорск, той же ночью через 2 часа после того, как я прибыл на командный пункт Хмурого, принесли сообщение, что в Артемовск вошла бронегруппа противника. Артемовск – это глубочайший тыл, и фактически складывалось второе кольцо окружения, то есть шел охват уже не просто Славянска, в всей славянско-краматорской группировки. То есть следующим шагом после занятия Артемовска было перерезать дорогу, тем более она там не прикрыта была, между Константиновкой и Горловкой и все, и до свидания. И мы снова в окружении.

Ведущий: В Славянске какой дух был на тот момент?

Стрелков: Боевой дух в славянской бригаде был очень высокий. То есть люди реально были готовы оборонять город до конца. И поэтому для меня было очень серьезным моральным испытанием (подчеркиваю это), что я бойцов с такой высокой мотивацией выводил с позиций. Но я понимал, что это единственно правильное решение. Независимо от того, будут его потом критиковать или не будут, я сделал все правильно. Это было единолично принятое решение, причем даже те, кто задним числом сейчас меня называют «бегло-командующим», все они поголовно поддержали.

Никто не возражал, это уж точно. И не из страха, а из понимания ситуации, после того как я каждый вечер собирал командиров и объяснял им общую стратегическую обстановку.Это было в плане не того, что я оправдывался, я их обучал. Учитывая, что у меня командирами рот были сержанты, то, объясняя обстановку, я одновременно производил их обучение, учил мыслить тактически и стратегически.

Обычно по 2-3 часа каждый вечер шла такого рода работа. То есть никто не возражал, и Хмурый поддержал отход, и из Краматорска Хмурый поддержал отход, более того, воспринял его с энтузиазмом, организовал отход своего гарнизона.

Ведущий: Как изменилась ситуация, когда вы сохранили боеспособное подразделение и вошли в Донецк? Что изменилось? Как развивался конфликт?

Стрелков: Конфликт развивался по нарастающей. То есть мы вышли в Донецк ровно в тот момент, чтобы успеть организовать оборону районов между Донецком и границей. Потому что на момент нашего выхода в Донецк, и Шахтерск, и Снежное, и Торез – все были абсолютно пустые, то есть их можно было занять одним взводом, максимум одной ротой. Как они заняли Амвросиевку, как заняли Докучаевск.

В Докучаевске был крохотный гарнизон в 30 человек, опять же получивший оружие от меня. Но он просто сбежал, и правильно в какой-то степени, что сбежал. Амвросиевку вообще без единого выстрела заняли, это очень важный на самом деле стратегический пункт с точки зрения коммуникаций. Точно также были бы заняты буквально в течение нескольких дней все эти пункты между Донецком и Успенкой и границей с Луганском. Там никого не было, кроме Козицына, никакой боеспособности.Они стояли на территории Луганска и в Красном Луче, и кстати когда впоследствии были бои, все в полном составе в количестве 80 человек сбежали без единого выстрела.

И когда две командированные мной роты неполного состава, в одной 60 человек, в другой – 70, очистили Красный Луч от укров, эти 80 человек вернулись, но в боях отказались участвовать, сказали, что только внутренний порядок будут осуществлять. На блок-постах согласны стоять, а воевать, вот пожалуйста, не казаки пусть воюют. Так что очень вовремя вышли и надо было срочно выстраивать линии обороны. Но сил хватило только на оборону самого Донецка и на южный фас, наиболее важный, а на северный фас уже сил не хватило. И удалось послать только одну роту новобранцев в Дебальцево, только вот здесь я получил полный отчет от бывшего командира этой роты, который описал ситуацию – казаки сбежали сразу, без единого выстрела, еще до начала боя. Комендант сбежал и они оказались в таком состоянии, что некому было управлять.

Ведущий: На что вы надеялись, когда готовили оборону города?

Стрелков: Я надеялся только на одно, что мы как-то продержимся до помощи России, и все. А оценивать, удалось мне что-то, не удалось, это пусть другие оценивают.

Ведущий: А что удалось сделать за эти три месяца?

Стрелков: Удалось сформировать основу армии Новороссии, можно так сказать. Удалось удержать часть территории. Удалось, кроме того, сначала взять эту территорию, потом удержать. Потому что после Славянска он стал центром, рассадником, условно говоря, восстания. За исключением самого Донецка, нигде в городах Донецкой республики и Луганской республики не было на тот момент восстания как такового. То есть продолжали действовать местные администрации, продолжала действовать местная милиция и чтобы подключить эти территории к восстанию, их сначала требовалось вывести из под контроля киевских властей.

Поэтому из Славянска выходили гарнизоны сначала на Краматорск, потом на Константиновку, Дружковку, на Северск, дальше уже на Горловку был послан отряд, который вместе с группой Безлера ее освободил. Потом Безлер его мягко убрал, но тем не менее. Но без нашей помощи Безлер Горловку не очистил бы. То есть постепенно Славянск использовался как краеугольный камень, вокруг которого собирались укры и с которого шли как бы отряды на расширение территории восстания.

Если бы у нас было побольше ресурсов во всех отношениях, в первую очередь, оружия и боеприпасов, я думаю, мы в первую же неделю заняли бы и Барвенково, и Изюм, и вышли бы даже на территорию Донецка, но катастрофически не хватало оружия и опытных людей. Сначала, в первую очередь, оружия, во вторую, опытных людей. Потом наоборот, нехватка опытных людей стала более острой, чем оружия.

Ведущий: А как было настроение местных жителей?

Стрелков: Местные жители сначала нас поголовно поддерживали. Поддерживали практически поголовно, даже приезжали через блок-посты украинских войск во время референдума – голосовать. Целые автобусы набитые приезжали, чтобы в Славянске проголосовать. Абсолютно добровольно естественно, потому что кто бы их там принуждал. В Славянске до конца не было противодействия, кроме очень небольшой группки. Попытка была собрать там толпу человек двадцать, я просто вышел, гаркнул, что «всех в подвал», причем не собирался их сажать, они разбежались как тараканы просто. И больше попыток не было. Ну а так население в основном поддерживало нас до конца.

В Донецке мне не до того было, я уже не интересовался особо населением, там были органы государственной власти, были внутренние войска.

Ведущий: Сформированные ополчением?

Стрелков: Ополчением не было сформировано ничего. Поймите, что я командовал только ополчением. Я был командующий ополчением и имел формальный титул, титул, подчеркиваю, не имеющие под собой никакого содержания, - министр обороны. Захарченок был министром внутренних дел, а Ходаковский – министром государственной безопасности, то есть они мне даже формально не подчинялись. Соответственно, не подчинялись те батальоны, которые они сформировали. А органы государственной власти, как они там образовались, частично – стихийно, частично там еще как-то, Ахметов там с Ефремовым своих людей направили. Вот, мне как-то не до этого было, просто не до этого.

Там ситуация была такая, что дай Бог справиться с растущим валом военных вопросов, которыми, поверьте, я никогда раньше не занимался. Мой уровень планирования, а я планировал спецоперации в Чечне, участвовал в их проведении, даже руководил,это был уровень 100-150 человек максимум. К тому же,опять же как оперативный офицер я, как правило, не командовал, я просто ставил цели и указания, после этого как бы контролировал исполнение. Но в той или иной степени приходилось иногда и командовать, и самому с автоматом бегать и стрелять приходилось, и попадать приходилось. Вопрос только в том, что я не был строевым командиром обычно в таких операциях.

Поэтому в Донецке у меня было отсутствие именно командного опыта (боевого было достаточно) на уровне уже фактически соединения. На момент моего выхода из Донецка у меня было где-то под командой около 5 с половиной тысяч человек. Это много. Но у меня этого опыта не было и людей, которые мне могли помочь, тоже практически не было. Тем более в боевой обстановке.

Приезжали некоторые люди даже с высокими званиями, но глядя как у нас все происходит, они просто впадали в ступор. Потому что вместо организованной армии они видели толпы ополченцев, полное отсутствие командного состава. Для любого нормального военного, действительно нормального, наша ситуация представлялась настолько безумно дикой, что они в ней просто терялись. То есть в чем-то мой опыт среди гражданских на самом деле был очень большой, я знал, что от людей можно ждать, чего нет, чего можно требовать, чего нет, все это во многом по опыту и по наитию. А у регулярных военных этого опыта нет, у них там, пошел, бордюры покрасили там отсюда и до обеда и все остальное прочее. Ну да, система иерархии, жестко отлаженная: майор дает команду капитану, капитан лейтенанту, лейтенант сержанту, все это исполняется, потом обратно идет худо-бедно.

Но в условиях той ситуации этого быть не могло: все добровольцы, все ополченцы. А ополченцы все разные, начиная от наркоманов и криминальных элементов и кончая действительно массой идейных бойцов. Но иерархия только-только начинала выстраиваться, и причем это в условиях жесткого давления противника и колоссального его превосходства. Могу сказать, что до самого конца в славянской бригаде был очень высокий боевой дух. Вот, уже находясь в Снежном двое суток после отставки, ну в качестве пятого колеса в телеге или я не знаю, там был свой командир бригады, но все естественно на меня продолжали смотреть как на главного командира, то есть если бы я захотел там принять бригаду под команду я бы ее принял без вопросов.

Но это было бы тогда что-то нечто напоминающее мятеж тогда. Сдал командование и захватил командование в другом подразделении. И зная отчаянную ситуацию, а ситуация 13-14 августа была просто отчаянная, то есть мы были полностью отрезаны от российской границы, пробиться туда самостоятельно не могли, вели бой в районе Красного Луча, и не могли пробиться там. С севера фронт был открыт со стороны Шахтерска, вернее не со стороны Шахтерска, со стороны Дебальцева, Шахтерск был перекрыт, но вдоль каньона, такой есть там, там вообще никого не было, то есть Снежное сверху было открыто.

Вплоть до того, что комендантский взвод готов был в ночь с 14 на 15, мы все вооружились гранатометами, я был в очень даже приподнятом настроении в плане того, что пусть мной покомандуют. Я тут покомандовал, но пусть мной покомандуют и я как рядовой боец наконец смогу что-то из себя проявить. Но не пришлось, слава Богу. Но факт тот, что, зная ту обстановку, я видел настроение людей. И люди готовы были сражаться, до конца верили в победу и радовались тому, что удавалось подбивать танки и прочее, захватывать пленных, то есть уныния не было никакого. Может, опять же, понимания обстановки не было, слава Богу, какая она была тяжелая.

Ведущий: А было ли взаимодействие с подразделениями Луганской народной республики, кроме «Призрака»?

Стрелков: Взаимодействия как такового с Луганской народной республикой не было вообще. То есть, в Краснодоне был объединенный штаб, но он просто фиксировал ситуацию, никаких указаний от него не поступало. Иногда я запрашивал у них указания, но в основном следовало: действуйте по обстановке. Но я и так действовал по обстановке. То есть единственное, что я им регулярно посылал – сводки. Доклады и сводки надиктовывал и отправляли. И все. Больше их роли не было никакой. Я им направлял заявки на снабжение, но заявки как правило не удовлетворялись.

А именно из ДНР я продолжал взаимодействовать с Мозговым, который фактически мне подчинялся, плюс Леший был, подразделение Лешего было, которое от меня тоже снабжалось – 2 миномета и 2 РГС я им отправил. Продолжал я поддерживать группу Стопятого на Изварино, в том числе боеприпасами, отправлял им мины и патроны. То есть как такового с «Зарей» вообще не было никакого контакта, вообще никакого, а вся информация которая поступала, что они сидят и обороняют там Болотова, центр Луганска. Но опять же, ручаться за то, что эта информация полностью соответствует действительности, я не могу, сам я не был там.

Ведущий: То есть уже на том этапе происходило разделение донецкого ополчения и луганского?

Стрелков: Поймите, что вообще не было понятие соединения, вот у вас в голове по-прежнему каша, представление, что это была единая структура, единое командование… этого не было, вот знаете, в маленьком зернышке проросшем трудно угадать, что будет из него – огромный лопух или подсолнечник. Ну вот он, маленький росточек растет, вот маленький росточек развивался, рос-рос и меня срезали на этапе, когда начал колоситься условно говоря, ну вот чуть-чуть вырос. Все это еще требовало объединения, нормализации, подчинения единому командованию, все это только начиналось. В условиях того, подчеркиваю, что воевать уже надо было сегодня, создать вот это что-то только завтра-послезавтра, то, с чем воевать. Не было инструментов. Моя задача была создать инструмент. Наша задача, нашего штаба. Мы их начали создавать. И даже в тех отчаянных условиях, в которых были, мы их создали на тот момент. Что с этим инструментом сделали дальше, это отдельный разговор.

Ведущий: А что произошло 14 августа? И вы, и Болотов подали в отставки?

Стрелков: Ну я об этом уже говорил, мне не хотелось бы это повторять, но мне были сделаны предложения, от которых невозможно было отказаться. И причем эти предложения касались не меня, не моей личной судьбы или чего-то еще, эти предложения касались судьбы республики и судеб подчиненных мне людей, игнорировать которые я не мог. Причем отставку я подписал 12-го. Еще двое суток я находился на территории, но уже не в качестве командующего.

Счастливый Бородай рассказывает об отставке Стрелкова
Видео:^[2]

Ведущий: Вы попали на территорию России и чем вы занялись в России?

Стрелков: Чем я занялся?

Ведущий: Ну что вы организовали?

Стрелков: Ну если верить некоторым блогерам, то я гуманитарку проедаю, ну только и делаю, что шубы жене покупаю и «мерседесы». У меня оказывается в Перми 2 «Мерседеса» с пермскими номерами представительского класса и я вот на них разъезжаю. Наверное другим ничем не занимаюсь. Ну а если не ерничать, то мы организовали ОД «Новороссия», чтоб действительно попытаться создать некий добровольческий тыл.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Ничего нам не удалось создать, по одной хотя бы простой причине того, что интерес падает, телевизор отключили по отношению к Донбассу, теперь у нас Сирия во главе угла, люди устали от войны, экономический кризис в России плюс полное игнорирование со стороны властей, и во многом даже палки в колеса, и в том числе там, на территории ДНР. То есть никаких официальных полномочий у нас нет, соответственно и результаты у нас как у любой другой небольшой гуманитарной группы.

Пока опять же, мы организовались, пока всех жуликов выявили и вычистили, тоже прошло какое-то время, с какими-то потерями. Кто-то разочаровался, все же ждут когда приедет гений на золотом коне, идеальный просто, все по мановению рук организует и все у него будет там идеально стопроцентно, но такого никогда не было и не будет.

В общем, можно сказать, что ОД «Новороссия» не больше сделало, чем Глеб Корнилов, примерно такого же масштаба. Или Жучковский, который у нас тоже состоит в движении, но как бы полностью автономен.

Ведущий: Как вас встретила Россия, Москва? У вас было уже имя, вы были узнаваемы, как вас здесь восприняли?

Стрелков: Ну люди воспринимали первое время, так скажем, неоправданно восторженно. То есть была эйфория какая-то. А чиновничество меня не восприняло никак. Ну просто меня нету. Это было с самого начала. То есть меня не существует. С самого начала моего выхода я был полностью заблокирован с точки зрения властей. Меня нету.

С одной стороны мне этого довольно, потому что могут и по другому заметить, верно? Разделить судьбу некоторых военачальников не то что боюсь, нет, не боюсь, но зачем нарываться лишний раз? С другой стороны, вот как бы приказано забыть. Примерно так можно выразить отношение ко мне властей. Полная блокада на средствах массовой информации, даже на упоминание моего имени, иногда там кто-то сбалтывает сгоряча это, причем это идет уже очень давно, то есть с ноября прошлого года примерно.

Ведущий: На ваш взгляд, в чем нуждаются сейчас республики?

Стрелков: Во всем. Во-первых, они нуждаются в честных властях. Те, кто поставлены во главе республик – это жулики и проходимцы, что один, что второй.

Ведущий: А есть люди, которые могли бы изменить ситуацию?

Стрелков: Сложно сказать. Среди тех, кто на виду там, в республиках, таких людей нет. Там Алексей Мозговой был – человек, который теоретически мог что-то сделать, но вот его судьба очень показательна в данном отношении. Это в первую очередь. А так они нуждаются во всем.

А со стороны России они нуждаются хотя бы в том, чтобы их признали, в первую очередь. То есть как только будет хотя бы формальное де факто признание России и Россия откроет границу, там и гуманитарная ситуация изменится. А потому сейчас ситуация отчаянная, вот сейчас там конкретный бензиново-газовый кризис. Просто пустые заправки за две недели, очень тяжелое положение с горючим, очень тяжелое. С продовольствием там по-прежнему не важно, в первую очередь, у ущемленных людей. В общем-то богатые люди так и живут по-прежнему неплохо, работают ночные клубы, рестораны и все прочее, а социально ущемленные категории населения стали жить на порядок хуже, чем на Украине, на порядок, подчеркиваю. Зарплаты бюджетников в районе 1500-2000 рублей, а цены в магазинах московские. Это при том, что надо платить и за газ, и за свет, и за воду, это никто не отменял.

Это при том, что республика ведет войну, но живет по законам мирного времени. Причем по каким – непонятно, то ли по своим, то ли по украинским.Сейчас массово возвращаются украинские чиновники, в том числе СБУ-шники, то есть те люди, которые недавно пытали пленных ополченцев, они сейчас занимают должности в Донецком и Луганском СБУ, министерствах. В принципе, олигархическая власть установлена полностью, со всеми прелестями. Все тяготы войны переложили на население, а сами продолжают зарабатывать деньги.

Ведущий: Как вы видите развитие республик в таких условиях?

Стрелков: Без поддержки России республики не смогут существовать, к сожалению. Теоретически, когда восстание начиналось, Донецкая и Луганская области, если бы они остались не разрушенными и сохранили бы территориальную целостность, они действительно могли бы, объединившись, существовать более-менее независимо и даже эффективно. Да, уровень жизни упал бы на какое-то время, но потом это можно было бы наверстать. Но в нынешних условиях это нереально. То есть республики разрушены, разворованы, деморализованы в значительной степени населения, и ведут внешнюю войну, которую они просто не вытянут самостоятельно.

Ведущий: Есть ли будущее у страны под названием Новороссия?

Стрелков: Новороссия – это пока идея. Страны Новороссии как таковой нет. Ну нет ее, есть ДНР и ЛНР. Это неофициально. А официально есть отдельные районы Донецкой и Луганской областей Украины. Вот эти жулики и проходимцы они подписали и расписались в том, что являются ордилосами как их называют. Действительно так их можно назвать, они заслужили это гордое имя. А Новороссия по-прежнему остается идеей. Реализуется это или нет, время покажет. Мы, по крайней мере, чем может, продолжаем за это бороться. А чем мы можем? Вот, медийно на данный момент.

Ведущий: И это уже немало.

Стрелков: Ну не знаю, кому как. Кто-то считает, что я должен взять автомат и поехать в Луганский аэропорт или в Донецкий аэропорт вернее. Да дело не в том даже. Только кто же мне даст то поехать туда? Я готов был оставаться даже рядовым там. Но те условия, от которых я не мог отказаться, не включали такой возможности.

Ведущий: Только возвращение?

Стрелков: Да.

Ведущий: Может ли ситуация измениться в 2016 году?

Стрелков: Ситуация в любом случае изменится. Если мы посмотрим, что у нас произошло с 1917 года, то увидим, что каждый год что-то менялось. Ситуация обязательно изменится. А вот изменится она в лучшую или худшую сторону – это другой вопрос. Но изменится она обязательно. Людям, особенно живущим одним днем, свойственно думать, что вот то , что есть сейчас, это будет всегда. Нет, не будет всегда. Все будет меняться очень динамично в 16 году, на мой взгляд. И в 16-м, и в 17-м, мы вступили в эпоху общего системного кризиса. Причем на всей территории бывшего СССР, где-то кризис пойдет быстрее, радикальнее, где-то нет, но он будет общим.

Ведущий: То есть опасность развития событий по сценарию Украины есть и в других странах?

Стрелков: Она у нас есть.

Ссылки