После почти года "воздушного протеста" двое временных рабочих страдают от разлуки с семьями
1 мая отмечалась 126-я годовщина дня Международной солидарности трудящихся. День детей в Южной Корее отмечается через четыре дня, день родителей – еще через три дня после этого. Некоторые люди проведут праздники со своей семьей; других это не будет волновать по причине невозможности уйти с работы.
Речь у нас пойдёт о двух мужчинах, которые встречали 326-е утро на вершине 10-метрового рекламного щита на крыше 13-этажного здания в самом сердце Сеула: Цой Чжон Мен и Хан Гю Хьёп, работниках одного из субподрядчиков Киа Моторс (Kia Motors), завода в Хвасоне.
Цой, 46 лет, и Хан, 42 года, сначала взобрались на рекламный щит, находящийся на верхней части здания Национальной комиссии по правам человека (НКПЧ) в Центральном районе Сеула 11 июня прошлого года, чтобы потребовать, чтобы незаконно принятые на работу в качестве временных работники предприятия получили полноценный статус рабочих. В сентябре 2014 они победили в Сеульском Центральном районном суде, который подтвердил их статус как постоянных работников, и признал практику найма субподрядчиков в Киа Моторс незаконной. В ответ компания объявила в мае прошлого года, что планирует нанять 465 новых рабочих вместо того, чтобы узаконить постоянный статус работников своего субподрядчика – и после этого Цой и Хан возобновили свой протест.
В июле 2010 года Верховный суд постановил, что Чой Бен-сын, работник субподрядчика Хёндай Мотор (Hyundai Motor), был временным работником незаконно. А в феврале прошлого года Верховный суд вновь постановил, что Ким Чжун Гю, и трое других людей, которые работали на субподряде компании Хёндай Мотор на заводе в Асане на момент своего увольнения, на самом деле были полноправными рабочими в Хёндай Мотор.
Однако Hyundai и Kia откликнулись на требование суда перевести их и других работников субподрядчика Киа Моторс в статус штатных сотрудников планами подать на апелляцию, чтобы дело вновь пересмотрено.
На вершине рекламного щита, который имеет 20 метров в длину и ширину, едва достаточную для двух человек, чтобы они могли сидеть, двое рабочих продолжают свой “воздушный протест”, которому не видно конца.
30 апреля газета “Хангере” побеседовала по телефону с Цоем и Ханом. Двое обычных рабочих, мужчины – главы семей, отцы детей, которые усиленно трудились на производстве автомобилей, пока менеджеры заверяли их, что они все – одна семья. В этом интервью мы постараемся передать все, что сообщили нам Цой и Хан со всеми своими эмоциями, и приурочим эту публикацию к Международному Дню солидарности трудящихся.
Цой Чжон Мен работает на субподрядчика на заводе компании Киа Моторс в Хвасоне, у него есть сын-шестиклассник и дочь-первоклассница. Если бы он не был уволен за 60 дней его воздушного протеста, этот год был бы десятым годом его работы. Цой не смог сказать сыну, которого он особенно любит, что он участвует в “воздушном протесте”, опасаясь, что это будет для него шоком. Цой только сказал сыну, что он работает где-то далеко и потому не сможет приехать домой. Цой пообещал своей дочери, которая пошла в начальную школу в этом году, что он вернётся домой, когда весной зацветут цветы, но не смог сдержать своего обещания.
“Хангере” (Hankyoreh): По состоянию на сегодня, сколько дней длится ваш протест?
Цой: 325 дней.
Поскольку вы начинали в июне прошлого года, то вы испытали на себе все четыре времени года.
Цой: Честно говоря, мы не думали, что это будет длиться так долго. Дни ползут так медленно, но в следующем месяце будет год, поэтому получается, что время пролетело быстро. Чувствуешь себя, как будто находишься в каком-то долгом сне. Я уже вроде поборол страх перед высотой. Но хотя я уже адаптировался к окружающей среде, он еще чувствуется. Когда я просыпаюсь утром, я словно остаюсь во сне.
Что было для вас самым сложным?
Цой: Хотя жара и холод, все это очень тяжело, но труднее всего было вынести унижение наших семей. После того, как мы забрались сюда, они нам урезали количество еды и воды. Они даже не позволили им подняться сюда, на крышу.
Моя жена потребовала, чтобы нам дали хоть немного воды, что в противном случае мы умрем. Но президент рекламной компании заявил, что они позволят нам спуститься вниз только мёртвыми. У нас есть всё это на видео. Лучше было бы не видеть этого, но я поступил именно так, и все равно это очень больно.
Конечно, мы ожидали худшего, когда пришли сюда, но это очень больно видеть – как обращаются с твоей женой, когда они в отчаянии обратились к компании. Жара и холод – это тяжело, но очень больно думать о том, что твоей семье тяжело, очень тяжело.
Сейчас, когда вы отделены от своей семьи, позвольте мне задать вопрос. Мы надеялись получить видео-обращение от вас ко Дню детей [5 мая] и ко Дню родителей [8 мая], но по ряду причин этого не произошло. Что вы бы хотели сказать им сейчас?
Цой: Мне действительно очень жаль, что сложилась такая ситуация с моей семьёй. Когда я сказал жене за день до того, как оказаться здесь, что я собираюсь присоединиться к акции протеста, она просто посмотрела на меня и ничего не сказала. Но по её лицу я видел, что она хотела понять, почему это должен быть я, ведь там были и другие люди, которые могли бы пойти. Когда я сказал ей, что кто-то должен это сделать, и что это должен быть тот, кто задумал это дело, то она приняла это спокойно. После этого, она попросила меня пообещать, что я вернусь в добром здравии.
У нас тут, конечно, хватает проблем, но у моей жены много проблем с детьми, и она, наверное, расстраивается и волнуется, когда слышит о том, что здесь происходит. Я думаю, что то, что здесь происходит, должно быть действительно страшным для нее тоже. Но я так благодарен, что она никогда не подводит меня и всегда принимает ситуацию, как борец. Всякий раз, когда я переживаю очень трудные времена, мысли о моей семье и детях помогают мне.
Я слышал, что у вас есть дочь.
Цой: Моей дочери восемь лет и в этом году она пошла в начальную школу. Она самая младшая, а мой сын в шестом классе. Обычно мальчики не очень любят своих отцов, но мой сын очень любит меня. Вот почему я не сказал ему, что я делаю это в знак протеста. Я боюсь, что это шокировало бы его.
Позже, когда он вырастет, он сумеет принять решение о своих ценностях и убеждениях. Сейчас, я считаю, он ещё слишком подвержен эмоциям и может пойти по неправильному пути, поэтому я ему и не сказал ему ничего. Но он, похоже, понял, что что-то происходит у меня на работе. На основе моих телефонных разговоров с женой, он, наверное, думает, что я работаю где-то далеко и что у меня проблемы и очень плохая ситуация.
Есть эта поговорка о том, что “не стоит говорить о жизни с человеком, который не вырастил дочь”. После долгой разлуки с моей любимой маленькой девочкой, которая всегда со мной, я так по ней скучаю. Я обещал ей, что вернусь, когда цветы зацветут весной, и мне очень плохо от того, что я не сдержал свое обещание. Мне жаль, что я не смог быть на церемонии начала учебного года. [...] Несмотря на это, она учится читать и писать, как и обещала. Я благодарен ей, я горжусь ей.
Мой сын начинает взрослеть, и он иногда думает, что он достаточно взрослый, чтобы не подчиняться своей матери. Когда я спущусь отсюда, я хочу наверстать то, что я не успел сделать с ним: отправиться в пеший поход и порыбачить. Я сделаю все, что обещал – пойти в поход с семьей одного из своих друзей из соседнего микрорайона и приготовить шашлыки. Я бы хотел сказать моему сыну, чтобы слушался свою мать и ждал меня.
Многие интересуются, как ваше здоровье.
Цой: Это правда, мы не в добром здравии. Это не та ситуация, когда можешь быть здоровым. У меня раньше никогда не было проблем с давлением, но я начал принимать лекарство с момента прихода сюда. Хан Гю Хьёп – парень, который здесь со мной – у него сильно повышено кровяное давление, и чем дальше длится наш протест, тем хуже становится ситуация. Когда некоторое время назад сюда пришёл врач, то он сказал, что уровень сахара в крови Хана поднялся, и довольно сильно. Если улучшения не будет, то ему придется принимать лекарство, чтобы регулировать уровень сахара в крови. Но тут хватает и других проблем со здоровьем.
Я читал интервью, которое вы дали прошлым летом на 29-й день акции протеста. Вы сказали, что вы находитесь в “небесной тюрьме” и что это “хуже, чем сидеть настоящей в тюрьме”. Вы упомянули Ча Кван Хо, который к тому времени провёл уже 408-й день “воздушного протеста” [за отключение света на химическом заводе “Звезда” в Гуми, провинция Северный Кенсан-пукто], и сказали, что “это должна быть невероятная борьба между его силой воли и им самим.” Что вы скажете сейчас, когда провели здесь почти столько же времени?
Цой: Я думаю, что любой, кто попробует такую форму протеста, поймёт о чём я говорю. Вы заперли себя в тюрьму, и главным образом из-за изоляции, вы не можете чувствовать себя комфортно ни телом, ни душой. Перепады настроения становятся очень тяжелыми, очень. Мы, конечно, взяли с собой лекарства с самого момента прихода сюда. Мы делаем большие усилия, чтобы сохранить наше психическое здоровье и обрести покой. Мы делаем много сознательных усилий над собой, читаем книги, медитируем и контролируем свои эмоции. Но поскольку мы провели тут много времени, то начинают проявляться симптомы депрессии и накопившегося разочарования.
Когда вы расстроены о чем-то, хочется поговорить об этом, но мы находимся в таком положении, когда нам нужно сохранять спокойствие и улыбаться во время разговора. Как я могу разрядиться пар, когда рядом Хан Гю Хьёп?
Вы выразили своё мнение, вывесив огромный плакат, который гласит, “Чун Мон Ку должны взять на себя ответственность за Киа Моторс, сделав своих временных работников постоянными рабочими”. Есть ещё что-то, что вы хотели бы сказать компании напрямую?
Цой: Я желаю, чтобы здравый смысл был более распространен в этом мире. Под здравым смыслом я подразумеваю то, что люди обычно думают, и стандарты, которые они используют, чтобы делать выводы, и я имею в виду соблюдение социальной и правовой системы. Но я чувствую, что ситуация складывается несправедливая. С рабочими обходятся очень сурово, когда они нарушают Закон о Собраниях и демонстрациях или Закон о Трудовых Стандартах. Их увольняют, и закон применяется строго, если они жалуются на царящую вокруг несправедливость. Но Hyundai и Kia незаконно используют временных работников в течение десятилетий. Суды выносили одинаковые вердикты по нескольку раз, но компании ничего не сделали. Это серьезные преступления против общества, но они не были привлечены к ответственности за эти преступления. Прокуроры вызвали Председателя [Hyundai и Kia] Чун Мон Ку на допрос один раз, и суды приняли одинаковые решения. Учитывая эти обстоятельства, разве в Министерстве труда не обеспечивают хоть какого-то специального надзора по этому вопросу? Что ещё нужно Министерству Труда для вмешательство в это дело?
Прямо сейчас, пока мы проводим этот “воздушный протест”, суд соглашается с просьбой компании, чтобы отсрочить исполнение приговора. Это решение было принято окружным судом три года назад и должно было вступить в силу. Теперь апелляционный суд отодвинул дату вынесения приговора уже в третий раз. Это действительно несправедливо.
Поэтому мы высказали на своём плакате, что мы считаем, что председатель Чон Мон Ку – это тот человек, который может реально решить эту проблему с незаконными временными работниками. Если компания действительно хочет стать глобальным автопроизводителем, то такой бесчеловечный подход к корпоративной этике должен быть отвергнут.
Продажи большого количества машин недостаточны для того, чтобы стать глобальной компанией. Я надеюсь, что они будут развивать зрелую социальную этику. Даже крупные компании не должны стоять выше закона. Я искренне надеюсь, что они поторопятся и признают незаконное использование временных работников, и что они наймут временных работников на своих субподрядных производствах в качестве штатных работников.
Точно так же, как и Цой, если бы Хана не уволили в прошлом году, то он бы отметил свой десятый год работы на субподрядчика Киа Моторс на заводе в Хвасоне. У Хана трое детей: его старший сын вскоре пойдёт в армию, в то время как его старшая дочь начала работать некоторое время назад. Хан меньше беспокоится о двух своих старших детях, которые уже взрослые и понимают, что происходит. Но он продолжает думать о своей младшей дочери, которой всего шесть лет, и которая спрашивает о своём отце каждый день.
Как вы думаете, сколько всё это займет времени?
Хан Гю Хьёп: Я знал, что это будет нелегко, но никак не думал, что общество будет настолько безразличным. Когда мы пришли сюда, мы ожидали, что это займет некоторое время. Но компания затягивает это дело, и никто не делает ничего, чтобы остановить эту незаконную деятельность. Вот что больше всего расстраивает.
Хотели бы вы сказать что-то компании напрямую, как это сделал Цой?
Хан: Деньги – не все в этом мире. Вы не должны смотреть и судить обо всем через только лишь призму денег. Каждый день в компании нам говорили о том, что каждый из нас – это часть одной семьи, и призывали работать вместе и делать своё дело хорошо. Если вы совершаете ошибку, то все что вам нужно сделать, это признать, что вы были неправы, и исправиться. Проблема в том, что компания не признаёт свою вину и пытается использовать власть и деньги, чтобы выбраться из всего этого. Они не делали бы этого, если бы мы были действительно одной семьей.
Я желаю, чтобы они бы просто уже остановились. Если они просят людей, чтобы те на них работали, то они должны платить им справедливую заработную плату, и суды должны быть честными тоже. Я хотел бы, чтобы председатель Чон Мон Ку действовал так, как он должен действовать со своей социальной позиции в качестве лидера крупной компании.
Позвольте мне задать вам тот же вопрос [который я задал Цою]. Что бы вы хотели сказать своим близким?
Хан: Поскольку мои старшие дети уже взрослые, они знают, что происходит, и я делюсь с ними. Мой старший сын собирается идти в армию, а моя старшая дочь устроилась не так давно на работу. Моей младшей дочери шесть лет.
У меня не особо много что есть сказать моей семье, потому что я чувствую себя виноватым. С моим уходом нет никого, кто бы позаботился о еде на столе. И Цой, и я являемся кормильцами своих семей. Мы главы своих семей, и мы просим наши семьи потерпеть, а в это время у нас тут еды хватает. Я также знал, что нахождение здесь может плохо отразится на моём здоровье.
Поскольку мы находимся здесь довольно долго, мне больно думать о том, как моя семья страдает. Моя жена не жаловалась ни разу, она меня слушает, когда я ей говорю, что семья должна держаться вместе и сделать все необходимое, чтобы преодолеть эти трудные времена. Я чувствую себя вдвойне виноватым, когда слушаю, как она говорит, что мы должны оставаться здесь, пока мы не победим, и что мне нужно обязательно остаться здоровым. Если бы она ненавидела меня или жаловалась, я бы, наверное, мог немного расслабиться, но она заставляет меня чувствовать себя еще хуже.
Как отец, я сожалею, что не могу обеспечивать своих детей простым ощущением существования в нормальной семье.
Интервью закончилось с некоторой долей чёрного юмора. “По крайней мере, я все еще могу ходить”, – сказал Хан Гю Хьёп, со смелым гулким смехом, раздавшимся из трубки телефона.
Когда же эти двое рабочих смогут покинуть свою “небесную” тюрьму?
english.hani.co.kr – "[Interview] Two workers spend Labor Day in a “sky prison” : National : News : The Hankyoreh"
(Posted on : May.2,2016 KST, 18:15)
|
