|
Познакомился в Интернете со статьей о Юрии Османове, активисте крымско-татарского национального движения, одном из создателей и лидере Национального движения крымских татар (НДКТ). Он ставил своей целью возвращение крымских татар на историческую родину — в Крым. В начале 90-х годов стал жертвой нападения в Симферополе и погиб при не до конца выясненных обстоятельствах.
Статью написала к 75-летнему юбилею Юрия Османова (01.04.1941-07.11.1993) крымский историк, член украинского ПЭН-клуба Гульнара Бекирова. Написала по антисоветскому националистическому шаблону, в духе политической конъюнктуры. Из нее трудно понять, чем Юрий Османов отличается, например, от председателя крымско-татарского меджлиса Мустафы Джемилева.
Оба были советскими правозащитниками и диссидентами, но не могли сойтись во взглядах и отношении к Советской власти. Как справедливо заметил в свое время один крымско-татарский деятель, «всякая политика, лишенная опоры на … фундаментальные, глубокие знания, превращается в мелочное политиканство, с чем мы повсеместно, как в Украине, так и в Крыму, сегодня сталкиваемся».
Мне посчастливилось лично встретиться с Юрием Османовым. В конце осени 1990 года я побывал в Симферополе со штатным портативным магнитофоном по заданию редакции радиостанции советского общественного мнения «Мир и Прогресс». Мне предстояло записать ряд интервью с представителями основных политических сил полуострова – коммунистов, украинского «РУХ»а и татарских националистов. Выяснилось, однако, что в татарском национальном движении имеются радикальное и умеренное направления, стало быть, работу следовало вести сразу на двух направлениях.
Связаться с лидером радикальной Организации крымско-татарского национального движения (ОКНД) Мустафой Джемилевым не удалось. Сказали, что лидер радикалов в отъезде, кажется, в Турции. Пришлось ограничиться беседой с его малоизвестными сподвижниками в приемной ОКНД по вопросам крымско-татарских переселенцев, располагавшейся тогда в начале улицы Крылова. Зато руководитель умеренного Национального движения крымских татар (НДКТ) Юрий Османов оказался на месте.
Он возглавлял Комитет по делам депортированных народов при областном Совете Крыма и имел небольшой офис в Доме Советов на площади Ленина. Здесь мне дали номер телефона Османова, резиденцией которого была одна из комнат гостиницы «Москва» у автовокзала. Там я и встретился с лидером НДКТ. Он произвел на меня приятное впечатление. У него было подвижное, умное интеллигентное лицо вполне светского человека. Открытое и дружелюбное. Держался он просто, хорошо владел русской речью. На вопросы отвечал охотно и откровенно. Мы беседовали на разные темы до поздней ночи, пока я не исписал, по меньшей мере, две магнитофонные кассеты.
Запомнилась глубокая мысль, высказанная Юрием Бекировичем Османовым в ходе беседы, которая актуальна и сегодня. «Пора переходить, - сказал он, - к нормальному существованию, преодолевать тюремную психологию, возникшую от того, что наш народ долгое время фактически жил как в тюрьме. Переход к нормальному образу мышления и жизни - болезненный процесс. Но при всем непонимании, при всем сопротивлении, которые по сей день встречаются со стороны партийных и государственных структур, нет иного пути, кроме как выйти на тесный контакт с Советской властью, сломать барьеры, использовать государственный механизм в интересах нашего народа. Собственно, наказ народа и предполагает организованное на государственном уровне возвращение на родину».
Преодолевать тюремную психологию… Эти слова Юрия Османова врезались в память. Что означает тюремная психология? Наверное, то самое национальное самосознание, уязвленное обвинениями в измене и депортацией. Оно родилось, естественно, как реакция на несправедливость власти, прежде всего, со стороны той части крымских татар, которая приветствовала освободительную Октябрьскую революцию, которая вместе с другими советскими народами участвовала в социалистическом строительстве, защищала завоевания Советской власти в годы Великой Отечественной войны.
Идея об «измене» крымских татар не была изобретением Берии и Сталина. Ее внушили им извне. Кто? Скажем, информаторы. А информация поступала, видимо, от руководителей крымских партизан, боровшихся с оккупантами в невыносимых условиях. Другое дело – оценка информации. В ней должны были быть учтены не только подлинные факты измены, но и факты самоотверженной борьбы с врагом представителей партийного, комсомольского и советского актива крымских татар. В годы войны одно время возобладала именно такая оценка, когда Крымский обком в эвакуации выпустил прокламацию с осуждением повального обвинения крымских татар в измене.
Конечно, актив был невелик по сравнению с массой крымско-татарского населения, подверженного родовым, клановым и религиозным предрассудкам. Может быть, эта масса и не верила заверениям нацистской пропаганды о дальнем родстве Гитлера с пророком Мухаммедом, но она, видимо, разделяла веру в освободительную миссию Германии на Востоке, характерную для многих мусульманских стран. Во всяком случае, это внушал ей Крымский мусульманский комитет, сотрудничавший с оккупационными властями.
Советский актив титульной нации, боровшийся с оккупантами в рядах партизан, был, естественно, более многочисленным, чем крымско-татарский, но все-таки так же невелик по сравнению с основной массой населения. А сколько было старост и полицаев русского и украинского происхождения. А «Русская освободительная армия» (РОА), бандеровцы. Наконец, измена. Разве она одна мешала партизанскому движению добиться решающего успеха и изгнать оккупантов с полуострова? Вряд ли это было бы возможно, даже если бы все крымские татары поголовно помогали партизанам.
Партизанская борьба а Крыму велась в беспрецедентных условиях, не сравнимых ни с каким иным регионом оккупированной территории СССР. Не удивительно, что с падением Керчи и Севастополя партизанское движение практически выдохлось. Стало быть, в решении о высылке крымских татар измена была поводом, а главное составляли иные мотивы. Какие? Особая неприязнь к крымским татарам? Вряд ли. Выселению подверглись другие, совсем малочисленные народности Крыма, а также ряд народов Кавказа и калмыки.
Возможно, именно восприятие Крымской автономии, как исключительно крымско-татарской, присущее как активу, так и основной массе крымских татар, внушило советским вождям сначала подозрение, а потом и решимость заселить полуостров более лояльным населением. Правда, были исключения. Предлагалось остаться Ахмет-Хану и другим крымским татарам, отличившимся на службе Отечеству. Но кто бы из них принял такое предложение, когда их родственники подлежали выселению. А ведь были случаи, когда один член семьи защищал Советскую власть, между тем другой был замешан в коллаборационизме.
Страх, обида, ожесточение – вот составляющие тюремной психологии. Лидеры крымских татар усматривают в депортации сходство политики царской России и Советской власти. Однако в этом есть и кое-какое отличие. До революции исход крымско-татарского населения совершался стихийно, в 1944 году – насильственно. В первом случае, значит, выселялись добровольно, хотя и в силу обстоятельств. Во втором – хотели остаться, но не дали. Но если хотели остаться, значит, не все так плохо, несмотря на репрессии, коллективизацию и закрытие мечетей. Значит, Советская власть заронила что-то иное в души людей, отвечающее их идеалам.
Иначе выдающийся крымско-татарский поэт Умер Ипчи не сочинил бы такие строки:
Взгляни на нас, угрюмый
Дворец Бахчисарая,
Народная темница,
Глухая и сырая,
Где ханы пировали,
Бесчестя и карая
Джигитов и красавиц
Полуденного края!
Рожденные Октябрьским
Стремительным ударом,
Над тем, что ты разрушил,
Трудились мы недаром;
Навеки не вернуться
Мурзам и баям старым!
Вовеки не согнуться
Под бременем татарам!
(Сентябрь, 1923. «Свободный народ» в переводе Бориса Брика).
И к Сталину до войны и к депортации преобладало другое отношение. Об этом свидетельствует стихотворение «Сталину» того же Умера Ипчи в переводе Арсения Тарковского:
Как сердцу близок облик твой,
Твоих речей огонь;
На благо нам твои дела,
Родной, великий Сталин.
Вот - на штурвал страны легла
Спокойная ладонь.
Тебе, водителю – хвала,
Родной, великий Сталин
Ты вырастил мою страну,
Ты – лучший садовод;
На ветви жизни мировой
Свободы зреет плод.
В сердцах народов образ твой
Немеркнущий живет,
Ты наш маяк и наш оплот,
Ты наше солнце, Сталин.
Друзей – друзьями называть
Ты, мудрый, учишь нас;
Врага – врагом именовать
Ты, мудрый, учишь нас;
Свою страну любить как мать
Ты, мудрый, учишь нас.
Ты – пламя сердца, радость глаз,
Ты – наше знамя, Сталин.
Взрывать преграды учишь нас
На боевом пути,
Ты учишь в грозный час – врага
С лица земли снести.
Ты факел ленинский несешь;
Всю землю освети!
В социализм страну ввести
Ты смог, великий Сталин!
Согретый солнцем золотым,
Цветет привольный Крым.
Колхозники и пастухи –
Перед тобой стоим.
За жизнь счастливую тебя –
Вождя благодарим.
Мы все – под знаменем твоим,
Непобедимый Сталин!
1935 г.
Пожалуй, послереволюционный энтузиазм и надежды, хорошо выразил «Октябрьский гимн» к открытию Первого Всекрымского Учредительного съезда Советов на музыку Александра Афанасьевича Спендиарова и слова Николая Владиславовича Рыковского.
Грянь над Таврией свободной
Гимн во славу Октября…
И да будет всенародной
Жизни новая Заря.
Крым республикою вольной
В федерацию вошел,
И земле широкодольной
Знамя Красное нашел.
Строки этих куплетов выглядят Одой вольности. Ведь царская Россия ассоциировалась в революционном сознании с «тюрьмой народов». Далее на передний план выступает восточная специфика края. Она позволяет понять причины первоначального поощрения революционным центром – Москвой -стремления крымских татар к национальной и государственной самобытности.
И раскинувшись у моря,
На Восток бросая зов:
- Братья! Будет мыкать горе,
Восставайте из оков…
Маяком горю я алым
Над безбрежностью морской
И помочь хочу усталым
Краснозвездною рукой.
Можно было бы выразиться и конкретнее: Крым, где разворачивались процессы татаризации административного аппарата и образования на крымско-татарском языке, светил маяком заморской Турции, где кемалисты вели борьбу против иностранной интервенции, за свободу и независимость. Маяк светил, однако, недолго. Кемалисты с помощью Советской России одержали победу, окрепли политически и экономически. Если убийство основателя и председателя местной компартии Мустафы Субхи и товарищей казалось вначале изолированным терактом группы реакционеров, то с провозглашением Турецкой республики в 1923 году компартия в этой стране попала под запрет.
Тем самым, Ататюрк выразил однозначное отношение к коммунистической агитации и единению с Советами на антиимпериалистической основе. В Москве возникли опасения, как бы кемалистская Турция не стала маяком для крымских татар, контакты их лидеров с турками стали вызывать подозрения и послужили компроматом в ходе репрессий против крымских троцкистов. И все же дело не доходило до депортации. Ее главной причиной стала война, война, сама по себе, во всем комплексе причин и следствий, война, послужившая катализатором политического радикализма.
Война обрекла крымских татар на изгнание, породившее их тюремную психологию. Но что значит освободиться от нее? Открыть шлюзы подавленной агрессивности или начать заново строить доброжелательные отношения с Советской властью? Первую составляющую этой альтернативы выбрал лидер ОКНД Мустафа Джемилев. Судя по некоторым его заявлениям, он даже не видит ничего предосудительного в крымско-татарском коллаборационизме.
Дескать, как Россия относилась к нам, так и мы относились к России. Но Россия относились к крымским татарам по разному, как и они - к России, особенно, в годы первой и второй немецкой оккупации Крыма. Репрессии же, коллективизация и голод были на известном этапе общим уделом всех народов Советской России. Когда же Советская власть, совершив работу над ошибками, стремилась нормализовать отношения с крымскими татарами и пойти им навстречу, Джемилев не шел на компромисс. Он осуществлял тесное взаимодействие с российскими диссидентами, антисоветской демшизой, сея недоверие власти к крымским татарам, создавая препятствия возвращению соотечественников в Крым.
Не это ли имел в виду Юрий Османов, когда говорил мне: «Я вижу большую опасность в том, что сегодня в условиях перестройки при всем благотворном влиянии этого процесса в нашем народе получают трибуну и выходят на поверхность люди, абсолютно некомпетентные и невежественные. То есть, деятели, которые сделали в свое время все для узаконения высылки народа».
Похоже, в позиции Джемилева, в отличие от Османова, большую роль играл и продолжает играть не столько чувство родины, сколько корыстный политический расчет. Он давал о себе знать и в тогдашней оценке численности репатриантов. По официальным данным, в Союзе проживало 271 тысяча крымских татар, эта цифра превосходила их численность на полуострове в довоенное время. Сторонники ОНКД противопоставляли этой цифре до миллиона и больше соотечественников. Откуда резервы? Неужто за годы изгнания крымско-татарское население так возросло?
Почему бы нет, до известной степени. Жизнь крымских татар на территории Узбекистана и других республик не имеет ничего общего с геноцидом. Сколько после войны родилось среди них инженеров, ученых, деятелей искусства, писателей. Я читал на русском языке неплохой роман Эмиля Амитова «Последний шанс». Читал на крымско-татарском языке «Народные мстители» и «Схватку» Айдера Османа, «Песню, оборванную пулей» Джевдета Аметова. Выучил язык из любви к прошлому, настоящему и будущему Крыма.
Авторы этих книг довольно убедительно оспаривают обвинения крымских татар в «измене» Родине и Советской власти, ностальгируют по Крыму, но пишут отнюдь не из-под палки. Вряд ли прав Юрий Османов, утверждая, что в условиях изгнания на крымско-татарском языке не создано ничего заметного для современной цивилизации. Послевоенные достижения крымских татар в области духовного творчества ничуть не хуже довоенных.
Это, конечно, не означает, что жизнь без родины – сахар, но и восприятие родины вне многонационального СССР, Украины и России тоже работает на выработку ущербного сознания. Деятели масштаба Исмаила Гаспринского не рождаются на почве диссидентства. Они рождаются на почве национального и культурного единения крымских татар с народами России, к чему призывал великий просветитель, родоначальник обновленческого движения татар.
Говорят, что в Турции насчитывается до 5 миллионов крымских татар, переселившихся туда еще до революции. Ну, и что же? Это не значит, что в Крым следует переселять их всех, и тогда националисты смогут претендовать на государственный статус в качестве титульной нации. Срывать людей с обжитых мест, не есть ли это политика депортации наоборот?
Несколько слов о мнимых доброхотах крымских татар, этих данайцах, дары приносящих. Я имею в виду активистов диссидентского движения «Мемориал», включая академика Сахарова, генерала П.Г.Григоренко, историков, типа В.Е.Возгрина. Они якшались, в основном, с представителями радикального течения крымских татар, хотя не все из них желали крушения СССР. Возгрин лил воду на мельницу фантастической теории о происхождении крымских татар, как некоем этническом сплаве народов, населявших полуостров несколько столетий, и заслужил особое расположение руководства ОКНД. Сахаров и Григоренко, вообще, мало понимали существо проблемы.
Сахаров… это, действительно, помесь политического инфантилизма с технократической фанаберией. Вот он старческой шаркающей походкой поднимается на трибуну съезда народных депутатов и зачитывает какой-то длинный скучный документ, выработанный в недрах диссидентского движения. Горбачев несколько раз напоминает ему о регламенте, но старик отбивается. Он одержим сознанием, что на свете нет ничего более важного и привлекательного, чем этот документ. Наконец, до него доходит, что он занимает трибуну слишком долго. Тогда экс-академик воздевает вверх руки и кричит: - Слушай меня человечество!
Его поведение - явная аномалия, хотя диссиденты считают эпизод очень трогательным. Однако это, скорее, сдвиг по фазе ученого, оказавшегося не у дел. Он был, по-настоящему сильной и авторитетной личностью, когда спасал СССР от агрессивной Америки, помогая ковать ядерный щит. Теперь же его поведение смахивало на маразм… Он величал афганских фанатиков-террористов «партизанами». В пику этой позиции, поддержанной стихами Евтушенко, я сочинил тогда такие строки:
ВОИНУ-АФГАНЦУ
Поэт-космополит и бывший муж ученый,
А после бузотер на съездовской трибуне,
Измазали твой подвиг дегтем черным,
Тот, что свершил ты на земле афганской накануне.
Тебя, приемника бойцов интербригад,
Защитника униженных и оскорбленных,
Мошенники жестокостью корят
В своей игре колодой карт крапленых.
Тебе, изведавшему козни всех врагов,
В чалмах они иль в европейских фраках,
Тебе ль не знать, сегодня мир, каков,
Прекраснодушию внимать, забыв о драках.
Теперь, когда настало время смут,
Все рушится и норовит упасть,
Кому, как не тебе, устойчивость вернуть,
Власть государственную в руки взять.
А Григоренко? Он тоже неадекватен. Ругал Хрущева за антисталинский доклад. Думал ли он тогда о крымских татарах? Когда же Хрущева сбросили, он ополчился на его приемников, связался с диссидентами. Говорят, его помещали в психушку. Говорят также, что помещение в психушку было способом расправы с так называемыми «инакомыслящими». Мало ли что говорят! Например, маньяка, бросившего взрывной пакет в мавзолей Ленина, зачисляют в борцы за свободу от советского тоталитаризма. Григоренко вот поставили памятник перед кинотеатром «Симферополь». Инерция диссидентского мышления не имеет ничего общего с озабоченностью трагической судьбой крымских татар.
Лидер умеренного крыла национального движения Юрий Османов выступал за сотрудничество с Советской властью, хотя порой ему приходилось выслушивать немало обвинений и оскорблений за это. Он был настоящим народным заступником, совершенно свободным от тщеславия и властных амбиций. Вот что он говорил об участии своих сторонников в крымско-татарском движении:
«Я уверен, что наше движение никогда не будет ни организацией, ни партией. Оно сойдет со сцены, как только будет выполнен наказ народа. Мы не имеем никаких собственных целей и интересов, лежащих вне задачи возвращения нашего народа на родину. Ныне процесс возвращения идет. Мы давно мечтали об этом и знали, что наступит этап восстановления исторической справедливости. И мы сразу же пытались разрушить барьер между Советской властью и нашим народом. Существуют разные мнения: хороша или плоха эта власть. Но не надо забывать, что эта власть государственная».
С. Мальцев.
|
