М.С. Сулейманов
Не хочется мне предварять откровение этого человека. Просто с благодарностью прочту с вами сказанное автором и …поверю. Именно вера в свидетельство таких лиц, ниже, т. е. в Правду наших отцов и матерей – позволяет нам формировать правильно и свое сознание, и Мировосприятие.
Но мы взяли на вооружение ложь исходящую из уст – конквистов-солженицыних, сдобренной подлостью Н. Хрущева и превратились в “Иванов непомнящих родства своего”.
“Слова нельзя проституировать безнаказанно”, предупреждал Нобелевский лауреат, философ А. Камю.
Но самой оклеветанной в истории страны оказалась та часть, в котором русские достигли небывалых высот в прогрессе человечества: “от сохи до космоса”, как и в развитии всех сторон человечества.
И называть этот подвиг “преступлением”, “диктатурой сталинизма” – значит проституировать словами, за которое полагается – Наказание, по логике А. Камю.
Нас и наказали! Мы сами… своим “атеизмом”, т. е. неразборчивостью в кумирах.
(спасибо другу – archivarius1983, за наводку).
Верочка и вождь
Постоянный адрес статьи: www.aif.ru
Автор: Полина Иванушкина
Опубликовано: 2012-07-10
Она навсегда запомнила и эти слова, отпечатанные на машинке на прозрачном листе: ей, семилетней, едва умеющей читать, приходилось их заучивать наизусть. Уже становятся прозрачными и буквы, а Верочка, Вера Петровна, не икона, но маленькая иконка сталинской эпохи, жива и здравствует до сих пор. Миг в истории страны – маленькая девочка и большой вождь в обнимку на трибуне Мавзолея – стал началом её судьбы. На удивление безоблачной. «Моё счастливое детство…» Так непривычно писать о человеке, ставшем частью истории XX века и благополучно выжившем в ней... Она страшно не хотела, чтобы о ней писали: «Всё давно прошло…» Но знаменитый портрет, где рядом белые банты и усы, в старинной раме со сколами времени так и висит у неё в парадной комнате. Москва, престижный район, любимый муж, дочка, внучка – а мы всё говорим о том, что было тогда, в мае 1952-го.
– С первого класса я занималась в Московском городском Доме пионеров в переулке Стопани (теперь – переулок Огородная Слобода. – Ред.) – в кружке художественного слова и в знаменитом тогда ансамбле песни и пляски, ныне имени Владимира Локтева. Наш ансамбль давал правительственные концерты, номера на которые отбирала сама Фурцева, выступал перед стахановцами, Джавахарлалом Неру, Индирой Ганди, королём Афганистана, Иосипом Броз Тито… И в 1952-м году я была среди всех самой маленькой, первоклашкой, но с хорошо поставленной, чёткой речью, с чисто русским лицом… Может, поэтому меня и выбрали на эту роль. 30 апреля мы с мамой должны были явиться на Красную площадь для репетиции первомайского парада. Тогда мне и сказали, что я буду поздравлять Иосифа Виссарионовича с Первым мая от имени советских детей.
Первого утром у Марии Семёновны, Вериной мамы, тряслись руки – никак не получалось завязать огромные банты на куценьких косичках дочери. Веру посадили в машину, дали большой букет полевых цветов, который потом, когда она бежала вверх по ступенькам Мавзолея, всё танцевал перед глазами, так что страшно было оступиться. Заиграла музыка – и Вера двинулась в колонне по площади, никак не попадая в такт – маленькие ножки, маленькие шажки…
– Барабанщики и горнисты играли марш… Я подошла к товарищу Сталину, вручила ему букет, сказала: «Дорогой товарищ Сталин, это вам от московских ребят...» Он спросил меня, из какой я школы и как учусь. Когда я ответила, что хорошо, он сказал: «Молодец, учись ещё лучше». После мне подарили коробку конфет и отвели к маме к Спасским воротам…
Вера Петровна не вспоминает – воспроизводит давно заученные воспоминания, ещё с той, прозрачной бумажки. «У вас есть дети? Вот представьте себе семилетнюю девочку – ну что она может помнить?!»
– Меня ещё потом спрашивали: «Мама, наверное, научила, что нужно Сталина поцеловать?» Но нет, это было моим личным порывом: всеобщее ликование, радость обращённых к трибуне лиц передались и мне, я чувствовала себя такой счастливой… «Девочка, могла ли ты мечтать?» В 7 лет на Веру, девочку из обычной семьи (несмотря на то что отец, выбившийся в люди из простых плотников, был директором мебельной фабрики, в доме – спартанская обстановка, из мебели почти ничего), свалилась, казалось бы, непосильная слава. После того как все советские и многие зарубежные издания опубликовали тассовскую фотографию московской школьницы с самим вождём, её показали в «Новостях дня» и кинохронике, идущей перед каждым сеансом, школу № 612 стали заваливать письмами. Отвечали всей школой: Вера ещё толком не умела писать. Художник Фёдор Решетников написал её портрет, который и сейчас находится в запасниках Третьяковской галереи. Верочку звали выступать на радио – где предусмотрительно отпечатали её речь, которой она потом пользовалась при каждом удобном случае. Звали на этом радио работать, снимали в кино – на гонорар от съёмок купили наконец домой стулья. В «Пионерской правде» вышли стихи Сергея Михалкова: «Это – счастье!/Нет иного слова!/Девочка!/Могла ли ты мечтать?/Что ты можешь /Сталина родного/ В этот день увидеть и обнять?»
Владимир Локтев, руководитель ансамбля, то и дело вызывал её на сцену, к залу: «А сейчас Вера Кондакова расскажет вам, как она поздравляла товарища Сталина с 1 Мая!» Вера шпарила заученную речь – но чаще ей достаточно было просто выйти и молча стоять под гром оваций, пережидая вскипевшую волну вскочивших первых рядов. Однажды кто-то сумел дотянуться до «маленькой иконы» и отрезать кусочек школьного сарафана… «Вера, ты не зазналась ещё? Ну смотри у меня!» – журил, пробегая мимо коридорами Дома пионеров руководитель ансамбля.
– Как то раз мы с мамами и подружками гуляли по улице Горького, нынешней Тверской, и кто-то из толпы узнал меня: подняли на руки, и, как лодочку по реке, меня понесло до Центрального телеграфа, где меня поставили наверху лестницы, и я опять должна была выступать… Когда Сталин умер, учителя в школе были потрясены, мы тоже плакали. Вся школа пришла в наш класс, как будто ко мне, и мы вместе переживали то горе… Скромностью подкупила – Так моё бурное детство продолжалось до 1956 года, до ХХ съезда партии. Как мы пережили развенчание культа личности? Для меня ничего не изменилось. Когда у папы собирались сослуживцы и спорили, мне строго говорили: «Вера, закрой дверь с той стороны». Я считаю, что нельзя говорить только о том, как всё было плохо: всё-таки войну мы выиграли с именем Сталина! Мы должны уважать нашу историю, которую изменить, к сожалению, нельзя. Хорошее и плохое в ней надо воспринимать мудро. Вы думаете, я так говорю, потому что сама частичка её? Нет, вы не правы.
…Зазнаться мне не давал папа: он был очень строг. Поступать после 8-го класса в ансамбль Моисеева, как я мечтала, не разрешил, а после 10-го я уже и сама не пошла в артистки: посмотрела, какие все там павы, а у меня ещё школьные косы не отрезаны…
Вера Кондакова поступила в Иняз, потом, после смерти отца, чтобы иметь возможность работать и кормить семью, перевелась в Институт народного хозяйства. 40 лет проработала на одном месте, в системе Госснаба СССР. Зимой 1971 года познакомилась с будущим мужем – в санатории по путёвке «за 7.20». «Своей скромностью сумасшедшей она меня и подкупила», – говорит Борис Малой, работающий в «ОКБ Туполева». Много лет они прожили в квартире на Чистопрудном бульваре, откуда 1 мая 1952 г. Вера отправилась на историческую встречу с вождём. Недавно переехали поближе к дочери на юго-запад Москвы. Все эти годы портрет «Девочка и Иосиф Сталин» провисел у Веры Кондаковой на стене. И даже не покрылся пылью.
|
