boris-yakemenko.livejournal.com 30.03.2015 10:53
|
"В желании понравиться любой ценой есть что-то плебейское".
Галина Вишневская
|
| |
Директора Новосибирского театра Мездрича выгнали после провокации под названием «Опера «Тангейзер»». Ранее ему «было предложено принять ряд мер в связи с постановкой оперы «Тангейзер» режиссера Кулябина, однако он не выполнил рекомендации… Министерство культуры заявило о недопустимости постановки на бюджетные деньги спектаклей, которые «вносят раскол» в общество и «оскорбляют огромную массу жителей». При этом Мездричу «было указано на недостаточность контроля за тем, что происходит в театре, что ставится, и было предложено принять ряд мер». Было предложено убрать кощунственный постер, а также «внести определенные иные изменения в обстановку, чтобы убрать оскорбляющие людей моменты, извиниться перед всеми вольно и невольно оскорбленными, а также разъяснить, в чем смысл постановки, в чем смысл, замысел Вагнера, который ничего такого не имел в виду, кощунственного». Из всего этого был выполнен лишь один пункт - убран постер. Однако не последовало ни извинений, ни разъяснений, ни изменений, которые было рекомендовано внести. (www.rbc.ru – "Минкультуры пояснило причины увольнения Мездрича :: Политика :: РосБизнесКонсалтинг" [1] (29.03.2015, 18:51))
Серебренников («режиссер», как он о себе думает, хотя просто приятель высоких чиновников, которые пристроили удачно своего человечка), как обычно, матерится, Кураев в обмороке, прочие «деятели культуры» вот-вот разразятся очередным письмом «в защиту…». Уже было письмо в защиту шпаны, плясавшей в храме, Ходорковского, кого-то там еще, теперь вот Мездрич. Только вот в защиту русской культуры писем не было, но это так. Закономерно.
Вернемся к началу истории. Внимательно посмотрев на то, что говорилось и было написано по поводу «оперы» «Тангейзер», «режиссера» Кулябина и пр., а также посдле того, как у министерства культуры по отношению к Мездричу чувство локтя сменилось на чувство колена, я понял, что придется говорить на эту тему. Суть конфликта можно описать примерно следующим образом. Пока еще подающий надежды режиссер Кулябин поставил оперу безответного Вагнера «Тангейзер», «приблизив ее к современности». В результате приближения в опере оказались сомнительные декорации, да и вся она оказалась какая-то не такая. Против выступила Церковь, вторгнувшись, таким образом, в художественный процесс и попытавшись диктовать свободному художнику делать то, что он не хочет или не может в силу самых различных, в том числе физиологических, причин. Возникло судебное дело, с помощью которого Церковь попыталась удушить свободу творчества и вернуть цензуру, щедринское единомыслие и 37 год. Мощно вступилась общественность (театральная и не очень), приехавшие из Москвы эксперты-религиоведы высочайшего класса разгромили обскурантов и справедливость восторжествовала. Компания творцов была оправдана, свободное высокое искусство защищено от гибели, пришедший в себя после потрясения гениальный Кулябин приглашен сразу во все московские театры, начиная от Большого и кончая маленьким, захаровским. А вот Мездричу не повезло. Пока. Но сейчас друзья помогут.
Это фабула.
Для того, чтобы понять, что все-таки произошло на самом деле и как должно было действовать тем, кто выступил против «Тангейзера» и продукта его творчества, нужно напомнить, как в нашей отечественной культуре возникли Кулябины. Вкратце кулябиногенезиз выглядел так. Когда рухнул Советский Союз, власть оказалась в руках Ельцина и завлабов, которые, для того, чтобы создать базис своей власти, олигархами, финансистами и хозяевами недр назначили своих знакомых и приятелей - Ходорковского, Березовского, Гусинского и компанию. Поскольку происходящее выглядело торжеством справедливости и свободы только в глазах Ельцина, Гайдара и их назначенцев, а в глазах остальных это было насилие и издевательство над страной, нужно было убедить всех, что грабеж и разруха являются необходимым условием скорого наступления всеобщего блага. Тогда назначенцы назначили своих назначенцев (друзей и приятелей) «редакторами СМИ», а тех, кто к этой работе был непригоден, «писателями», «художниками», «режиссерами» и прочими «деятелями культуры». Так приятели, соратники, друзья власть и деньги предержащих стали «писателями», «художниками», «поэтами» и «режиссерами» - Быков, Сорокин, Ерофеев, Пелевин, Гельман, Кулик, Прилепин, Серебрянников и пр. Им была поставлена задача, как тогда говорили «разрушать империю в сознании» и учить всех сжигать то, чему поклонялись и поклоняться тому, что сжигалось.
В качестве простого примера можно привести историю с директором бывшего Большого театра Иксановым. Памятный всем Швыдкой (мы к нему еще вернемся) в свое время был назначен «министром культуры», поскольку был приятелем кого-то там из вышестоящих. Затем Швыдкой назначил своего однокашника, непрофессионала Иксанова «директором» Большого театра. Однокашник Иксанов, который слышал о том, что театр это премьеры и постановки, решил не ломать традиций и поставить что-то новое, для чего пригласил опять же своего близкого приятеля, модернового «композитора» Десятникова. Десятников решил побаловаться нетрадиционной оперой, для написания текста коей пригласил своего старинного приятеля, графомана и бездарность Сорокина. В результате компания приятелей на знаменитой сцене, где ставились великие классические оперы, поставила графомана и извращенца, а Большой театр, как художественное явление, перестал существовать и сегодня на его сцене, в принципе, уже можно ставить что угодно, хоть машины на парковку - от родимых постмодернистских пятен дружеской компании не избавишься. «Я сходила на премьеру "Евгения Онегина" в Большом театре (хорошо, что не на премьеру порнографа и извращенца), и меня охватило отчаяние от происходящего на сцене, - говорила великая примадонна ХХ столетия Галина Вишневская. - Я двое суток не спала. Выходит, зря прожита жизнь и зачем дальше вообще учить, если Большой театр выпускает такое... Когда прозвучало: "Куда, куда вы удалились...", от унижения я просто заплакала...Я не хочу, выйдя на эту сцену, пережить еще раз чувство отчаяния и унижения, охватившее меня на премьере 1 сентября, и, наверное, до конца своих дней я не избавлюсь от стыда за свое присутствие при публичном осквернении наших национальных святынь». (www.rg.ru – "Галина Вишневская не хочет справлять юбилей в Большом театре — Российская газета" [2] (07.09.2006, 02:10))
Для того, чтобы одурачить огромное количество людей, была создана стратегия, целью которой было посеять хаос в сознании. Для этого нужно было перемешать и подменить понятия, сдвинув все со своих привычных мест. Поэтому враги и предатели сразу же начали именоваться «инакомыслящими», террористы «героями сопротивления», «сепаратистами», порнография «жесткой прозой», извращения «альтернативным взглядом», массовое вранье в газетах «субъективной точкой зрения», мат и мазня на стенах «современным искусством», фашисты и националисты «радикалами». Таким образом, миллионы людей в короткое время были сбиты с толку и приведены в состояние необходимости свести концы с концами, то есть паралича. Таким образом людей лишили возможности сопротивляться.
После этого наступил второй этап. Необходимо было вселить в людей уверенность в том, что то, что происходит и есть долгожданная свобода, которая возникла именно благодаря либералам. Именно благодаря им и только им люди получили возможность делать, слушать, смотреть и читать то, что раньше было нельзя. Здесь нужно учитывать одно немаловажное обстоятельство. Речь, безусловно, шла не о выпуске ранее не издававшихся книг П.Флоренского или Б.Пастернака. Речь шла о мате, непотребщине, провокациях, графоманстве любого вида и типа. Все это было объявлено важнейшим оружием в борьбе за свободу.
Беря мат, а также порнографию, графоманство и пр. в качестве оружия, нужно было найти и противника, которого надо этим оружием поразить. Этим противником была объявлена Церковь, а также в целом запреты, мораль, стыд, атрибутированные как «мракобесие», «ханжество» и «комплексы» и объясняемые как тяжелое наследие тоталитаризма. Для того, чтобы все это звучало еще убедительнее, захват страны, ее культурного и ментального пространства приказано было именовать «борьбой», чтобы создать у всех иллюзию серьезного противника, в неравной борьбе с которым отважной горстке героев-либералов удалось защитить свободу для широких масс.
Был выработан еще один важнейший, парадоксальный принцип работы назначенцев. За качество того, что они делают, отвечает не изготовитель, а … потребитель. В том, что программа, статья, спектакль, фильм ниже всякой критики, пошлая непрофессиональная гадость, виноват … читатель и зритель. На любое возмущение был готов ответ: «Мы тут ни при чем. Зритель хочет это видеть, мы зеркало, отражающее реальность». Не утратившие здравого смысла наблюдатели писали: «...В наших, разумеется, интересах. Это мы с вами хотим смотреть исключительно про рулетку, стриптиз, убийства на Ленинградском проспекте и кормежку в “Планете Голливуд”. Это нам, как говорится, все остальное до лампочки. По себе, видимо, судят» (Валерий Кичин, кинокритик) Люди, которые раньше спокойно понимали сложнейшие фильмы и книги, вдруг разучились это делать. Мало того, стали настоятельно просить превратить их в дебилов и назначенцы, разумеется, не могли им в этом отказать.
Поскольку назначенцы не являлись ни художниками, ни режиссерами, ни писателями, попасть в топы новостей можно было только провокациями и скандалами. Для этого брались темы, которые обсуждать в приличном обществе не принято, известные фамилии классиков, вещи аксиоматичные и начинали все выворачивать наизнанку, оскорблять то, что дорого и свято, настойчиво провоцировать скандал. Именно таковы были «выставки» Гельмана, «книги» Сорокина, передачи Швыдкого – в его «Культурной революции» каждая тема была именно провокацией. Объявляли тему «Пушкин безнадежно устарел», приглашали с одной стороны литературоведов и знатоков, с другой – маргинала, который уныло бубнил: «Пушкин нам не нужен. Пушкин старье. Пушкин никому не интересен». Специалисты хватались за сердце, пытались что-то доказывать, сыпали цитатами и мнениями, маргинал стоял на своем, поскольку доказывать ему было нечего и аргументов не было. Швыдкой довольно хихикал: «Видите? Видите? Не все согласны с тем, что Пушкин наша гордость. Вопрос требует обсуждения».
Для назначенных «в культуру» разумеется, был создан статус категорически «неприкасаемых», что бы они ни делали. Любая попытка не согласиться с написанным, нарисованным, поставленным на сцене назначенцами, осудить стиль, манеру, сюжеты, язык и пр., а тем более заявить об этом публично немедленно истолковывалась, как попытка посягнуть на лучших людей, на свободу общества в целом, как стремление понизить уровень цивилизованности социума, попрать права гражданского общества. Любой человек, которому они не нравились, стремящийся к защите ценностей, объявлялся «патриотом» (это слово употреблялось исключительно в негативном контексте), «зашоренным», «коснеющим», «мракобесом», «ханжой». Эти клейма являлись диагнозом, избавляющим интервентов от необходимости вступать в дискуссии. Неприятные и точные вопросы приказано было не слышать, в любых дискуссиях их просто пропускали мимо ушей и продолжали говорить о своем. В качестве ответного аргумента на любое заявление с любой доказательной базой применялся единственный ответ: «Это чушь» (вздор, бред, клевета, провокация). Все.
И машина заработала.
Итак, мы выяснили, как в целом выглядел (и продолжает выглядеть) «культурный процесс». Понятно, что к культуре это не имеет никакого отношения. Это общественно-политический проект, необходимый для того, чтобы легитимизировать и удержать те «завоевания», которые осуществили либералы, а также раскрутить «своих». Именно поэтому в самом начале слова «режиссер» и «опера» были взяты в кавычки, так как это ни то, ни другое. Поэтому все аргументы об «искусстве» и «художнике» не должны оппонентами кулябиных восприниматься всерьез по определению. Это ни то, ни другое. «Опера» это просто общественная акция, рассчитанная на скандал и оскорбления. И все. То есть то, что в обычной жизни называется хулиганством. Если это хулиганство совершается в закрытом помещении в присутствии нескольких сотен людей и по старинке называется «оперой», это ничего не меняет.
Теперь, после того, как мы установили предысторию, посмотрим на «Тангейзер». Начнем с того, что Мездрич (директор Новосибирского театра) родственник упоминавшегося выше Швыдкого и это многое объясняет, прежде всего назначение Мездрича директором. Не случайно отец Всеволод Чаплин на слушаниях в Минкульте спрашивал Швыдкого «оказывал ли он давление на органы власти в связи с рассмотрением этого вопроса». (Стенограмма общественного обсуждения постановки оперы «Тангейзер» в Новосибирском государственном академическом театре оперы и балета [3] 13.03.2015). Сам Мездрич, описывая отклики на «оперу», подчеркивает «была очень хорошая пресса. Профессиональная пресса. Были единичные статьи, которые не поддержали это направление… но в основном были очень интересные, подробные и позитивные статьи». Единодушие всегда бывает только заказным, так как бесплатно в газетах рекламу никто не делает. Здесь примечательно и то, что Мездрич в своих восторгах дословно цитирует своего знакомого из «Коммерсанта» Должанского (www.echo.msk.ru – "Эхо Москвы :: Культурный шок Крест на культуре: как работает закон об оскорблении чувств верующих?: Тимофей Кулябин, Роман Должанский, Анна Ставицкая, Александр Борисов" [4]) . Иными словами, они договорились заранее, что и как говорить. Это лишний раз подтверждает то, что кампания (как мы уже знаем из предыстории) была организована и рассчитана. Затем, когда последовал протест митрополита Новосибирского и Бердского Тихона «была оказана фантастическая поддержка, не побоюсь этого слова, нашей позиции». И это тоже, как мы уже знаем, понятно и объяснимо.
Дальше действо продолжает развиваться по хорошо отработанному сценарию. Мездрич заявляет, что «никакие чувства верующих не нарушены». Нарушены ли чувства верующих или нет, решать все-таки не Мездричу, Кулябину и иже с ними, а самим верующим. Но это не случайная оговорка, а давно используемый и опробованный аргумент. Представим себе, что к вам пристал некто, он начинает оскорблять вас, ваших близких, то, что вам дорого, гадить и пакостить. Какова естественная реакция любого нормального человека? Вступать в мировоззренческую дискуссию или, схватив нечто тяжелое, треснуть негодяя? Ответ очевиден. И вот тут начинается самое интересное. Оказывается, приставший к вам заранее определил, что вы можете делать, а что нет, в результате чего он не может оказаться виновным по определению. То есть только вы взмахнули кулаками, как он становится в позу и заявляет: «Минуточку! Минуточку! Что вы себе позволяете? Как вы смеете? Вы хотите меня бить? Вы с ума сошли! Что за дикость? Во-первых, я вас не оскорблял, а что вы там говорите, мне не интересно. Во-вторых, вы не имеете права попирать свободу самовыражения человека. В-третьих, если вам что-то не нравится, то, пожалуйста, подавайте в суд. Но и в этом случае прошу иметь в виду, что в суд подавать может только отпетый негодяй, кроме того, суд обязан немедленно меня оправдать, а вы извиниться». Именно так.
Но даже если предположить на минуту, что они признают, что чувства верующих оскорблены, это еще ничего не значит. «Нужно раз и навсегда этим мракобесам объяснить, чтоб они не лезли на чужие территории», - призывает «режиссер» Серебренников. После того, как верующие разгромили кощунственную антиправославную выставку в «центре Сахарова», директор центра Самодуров открыто заявил им: «Вы должны мириться с тем, что вас это оскорбляет!» (www.atheism.ru – "Самодуров Юрий. Вы должны мириться с тем, что вас оскорбляют!" [5] 29 февраля 2004 г.) . А это значит, верующие должны сидеть тихо и никаких судов, статей, высказываний и прочего. А по ним, даже сидящим тихо, все равно будут лупить из всех СМИ приятели Серебренникова, Мездрича и Самодурова, пока от верующих ничего не останется. Либеральная сегрегация в действии. Все по схеме, изложенной выше.
По этой же схеме действует и Кулябин. Для начала он берет Вагнера и выворачивает его наизнан…, простите, «приближает к современности». Ибо если взять Иванова или Сидорова, известного лишь Кулябину, то скандала не будет, да и авторские права гм…, а Вагнер из могилы не поднимется. Дальше «режиссер» говорит: «Я искал тему, табуированную в современном обществе. Для нынешнего европейца таких тем, пожалуй, только две: холокост и религия… Все остальное уже сто раз пройдено, сегодня трудно кого-то чем-то удивить. Тема религии сегодня — одна из самых сложных, провокационных и спекулятивных». [3] Вот и вся тайна творчества. Он именно устраивал провокацию, он изначально стремился оскорбить, а когда действительно оскорбил и начался суд, опять включилась схема… – см. выше. Кстати, есть хорошая, пусть и радикальная проверка тезиса о якобы несуществующем оскорблении. Нужно в самом непристойном виде выставить на сцене, нарисовать на картине родных и близких Кулябина, Мездрича и всех тех, которые считают, что нечто на сцене «Тангейзера», напоминающее Христа, никого не оскорбляет. Или самих Кулябина и Мездрича и их защитников. И посмотреть на реакцию.
Дальше группа поддержки (Союз Театральных деятелей) переворачивает все с ног на голову, то есть, как говорилось выше, создает хаос в головах. Сначала грозная отсылка к «44-й статье Конституции Российской Федерации о свободе литературного и художественного творчества». Дескать, знайте, верующие обскуранты, против чего выступаете. Не на Кулябина – на Конституцию замахнулись. А потом начинается просто чепуха. «Хорошее это произведение или плохое — это не имеет никакого значения на самом деле, потому что в отношении художественных произведений действует другой базовый принцип, признанный всеми, — это принцип равного достоинства». [3] Что только ни выдумаешь в защиту Кулябина… Иными словами, очень ловко уравниваются мазня, выставленная «Синими носами» на «Винзаводе» и «Вирсавия» Рембрандта, «Травиата» Ф.Дзеффирелли и «Тангейзер» Кулябина. Дзеффирелли человек и Кулябин человек, у того гражданские права и у этого, то опера и это называется похоже. Так что все равны. Ловко? Очень.
Еще одна интересная подробность. В качестве «экспертов» и защитников были приглашены откровенно ангажированные и антицерковные персонажи. «Религиоведы» Фаликов и Виноградов, не скрывающие своей антицерковной позиции, давний приятель Кулябина из «Коммерсанта» Должанский, который, как член советского парткома, называет митрополита Новосибирского и Бердского Тихона «жителем Новосибирска Леонидом Григорьевичем Емельяновым, который подписал письмо в качестве митрополита Тихона». (www.echo.msk.ru – "Эхо Москвы :: Культурный шок Крест на культуре: как работает закон об оскорблении чувств верующих?: Тимофей Кулябин, Роман Должанский, Анна Ставицкая, Александр Борисов" [4]) , после чего с Должанским все ясно. Мездрина защищал «адвокат» Бадамшин, ранее защищавший интересы Самуцевич из Pussy Riot. И т.д. Иными словами, подбор персонажей вовсе не случаен. Их подбирали и направляли специально, в рамках тех кампаний и корпораций, о которых говорилось выше. Интересно здесь и то, что по многочисленным интервью нельзя не заметить, что бледнее всех выглядит сам Кулябин. Он мямлит, бормочет, явно растерян, не может сказать ничего определенного. Так бывает, когда человека используют, но не говорят до конца, для чего. Или же когда он поверхностно усвоил «профессиональный кодекс постмодерниста». Именно поэтому целая компания компенсирует эту неопытность, спасает неудачника. Фаликов на суде, например, за Кулябина долго объясняет смысл постановки, чтобы последний запомнил и в следующий раз этот текст произносил сам. В итоге Кулябин простодушно признается, выдавая компанию с головой: «Я бесконечно благодарен и экспертам-религиоведам Борису Фаликову и Владимиру Винокурову, и обозревателю ИД «Коммерсантъ» Роману Должанскому, и адвокату Сергею Бадамшину, которые взяли почти все объяснения на себя. Я бы точно не смог ответить, как они» (www.piterburger.ru – "Постановщик «Тангейзера» Тимофей Кулябин: Когда режиссер вынужден объяснять прокурору свой замысел — это чудовищно | Piterburger.ru" [7]) . Ничего, еще две-три «оперы» и дело пойдет. От зубов будет отскакивать «мракобесие», «свобода творчества», «а пошли вы все…» и прочие аргументы из лексикона мастеров современной культуры.
Финал закономерен, цель скандала достигнута. Фамилия никому прежде не ведомого Кулябина теперь более или менее известна, мало того - фамилию тут же пригласили в то, что у нас по старинке называется «Большой театр», а также в «Ленком» в Захарову. Это тоже технология не новая. Напомним, что когда случилась провокация в храме Христа Спасителя, «Новая газета» заявила, что сразу же после того, как Толоконникова выйдет из тюрьмы, ее примут на работу в эту газету журналистом (www.newizv.ru – "Надежда Толоконникова просит об УДО: ей предложили работу в «Новой газете» — Новые Известия" [8]) . И хотя Толоконникова не умеет писать и не имеет образования, это никого не смутило. Основанием для принятия на работу, как видим, являются не тексты, а устроенная ею провокация в храме Христа Спасителя. Так и здесь. Основанием для принятия на работу в Большой театр является не качество работы, а, наоборот, его отсутствие – скандал. Что лишний раз говорит о том, что происходит в театрах России и Москвы и каков их подлинный уровень (мы к этому еще вернемся).
А теперь всерьез подумаем над тем, что все эти эксперименты над безответным (пусть и не всегда) зрителем это не невинное развлечение группы малокультурных модернистов и их хозяев из высоких кабинетов. М.Лифшиц более полувека назад очень точно определил, что «современное искусство» «это философия, выражающая господство силы и факта над ясной мыслью и поэтическим созерцанием мира. Жестокая ломка реальных форм означает порыв слепой озлобленной воли. Это месть раба, его мнимое освобождение от ига необходимости, простая отдушина. И если бы только отдушина! Существует фатальная связь между рабской формой протеста и самим угнетением. Согласно всей новейшей эстетике искусство действует гипнотически, травмируя или, наоборот, отупляя и успокаивая лишенное собственной жизни сознание. Короче, это искусство толпы, управляемой посредством внушения, способной бежать за колесницей цезаря. Перед лицом такой программы я голосую за самый посредственный, самый эпигонский академизм, ибо это - меньшее зло». (mesotes.narod.ru – "ПОЧЕМУ Я НЕ МОДЕРНИСТ?" [9]) То есть опасность этих экспериментов не только в том. что они оскорбляют то, что нам дорого – это потенциальная угроза классической культуре, это диктатура посредственностей, которая, постоянно говоря о свободе, будет истреблять все, что не вмещается в их маргинальную картину мира.
Еще одна проблема состоит в том, что «Тангейзер» и прочее не просто бездарное самовыражение и оскорбление сакрального. Бездарность и скандальность здесь только внешняя форма, упаковка, которая должна привлечь к изделию внимание. Суть в другом – «Тангейзер» это определенного рода идеология. Идеология, которая, по точному выражению И.Смирнова «все живое, все, что придает смысл человеческому существованию: любовь между мужчиной и женщиной, поэзию и прозу, память о Великой Отечественной войне - все низводит до уровня даже не половой доски, а гораздо ниже». (old.russ.ru – "«Голубое кало». На смену «красно-коричневым» пришел оппозиционный блок еще более оригинальной расцветки" [10] 10 Июля 2002) И эта идеология все еще работает в огромном масштабе. На сцене табаковского МХТ идет постановка Серебренникова «Человек-подушка», в ходе которой детей подстрекают к самоубийству и насилуют. Другие постановки Серебреникова также прекрасны. Герой спектакля «Пластилин» мальчик 14 лет, изнасилованный матерью и двумя мужчинами. В «Полароидных снимках» явлено «органичное сочетание» некрофилии и педерастии, поскольку на сцене совокупляются два представителя мужского пола, живой и мертвый. В «Голой пионерке» фигурирует девочка, попавшая на фронт, изнасилованная советскими солдатами и ставшая фронтовой проституткой. В спектакле «Клеопатра и Антоний» декорации изображают сцены совокуплений. В конце спектакля действие переносится в бесланскую школу». Так что Кулябин идет в правильном направлении.
И это не все. На сценах московских театров, как указывается в аналитическом материале рабочей группы при Мосгордуме «Защитим культурное пространство» появились тренды «имитации сношений с мебелью; имитации долгих изнасилований; пачканья экскрементами; самоубийства всех видов; резания себя ножами, пускание крови, избиение и протыкание булавками (реальное); облитые кровью актеры; несовершеннолетние дети в постановках извращенцев… грязное использование крестов и икон – был спектакль, где святой лик испачкали экскрементами, ну и, разумеется, невероятная матерщина… Создаётся впечатление, что сейчас под видом современного искусства в Москве проталкиваются интересы людей с педофильскими наклонностями, имеющих отношение к богеме. К сожалению, об этом мало кто знает или просто не придает значения. Это (педофилию) называют теперь просто подростковой сексуальностью и сделали дискуссионной темой… и всё это на государственные деньги». Театров, где это можно увидеть, по данным рабочей группы, в одной только Москве уже около 20». (flb.ru – "Наследие Капкова: митболы и фалафели : FLB напоминает о «достижениях» московского департамента культуры – разгромленных музеях, разрушенных театрах, уничтожаемых ДК и библиотеках | FLB.ru - Агентство Федеральных Расследований" [11])
А после всего этого людям запрещают протестовать, травят тех, кто не согласен и унижают (а ведь все кулябины уши нам прожжужали о "свободе. как главной ценности"), хотя эти протесты на фоне осторожной позиции Минкульта сегодня единственный шанс на спасение. Простой пример. В 1990-х годах началось стремительное умножение «историков новой формации», которые выдвигали бредовые гипотезы о том, что Куликовская битва была в Москве, вся история до 17 века сфальсифицирована и Христос и Юрий Долгорукий это одно лицо. Наиболее ярким среди них был математик Фоменко. Все эти «свежие взгляды» стремительно приближались к страницам школьных учебников, однако профессиональные историки сумели оказать сопротивление. Несколько масштабных конференций и сборников статей превратили «новую хронологию» в развлечение для маргиналов и вытеснили ее на обочину. То же самое произошло в 2000 годы с «черными копателями», пытавшимися создать «параллельную археологию» - сопротивление профессионального сообщества не позволило мародерам превратиться в ученых и оспаривать результаты, добытые профессиональной наукой. А вот литературная среда этого сделать не смогла (или не захотела). В результате литературное поле было полностью захвачено и вытоптано графоманами и бездарностями из приятелей вышестоящих, а Прилепиных, Пелевиных и Быковых уже настойчиво всовывают школьникам.
В этих условиях Церковь со своими протестами приходит просто спасителем. Она обязана протестовать, видя все это. Митрополиту Тихону надо в ноги поклониться… Ибо только эти протесты и препятствуют превращению всей этой околокультурной шпаны (не побоимся этого слова) в классику. Не говоря уже о том, что на месте очередного опуса очередного заурядного графомана могли бы лежать иные книги, на сценах могли бы идти иные спектакли – выше, лучше, талантливее, чище, серьезнее, - но эти книги и спектакли сегодня прозябают на периферии, загнанные туда «постмодернистами», зачистившими поляну под себя. Процесс расчеловечивания человека продолжается на наших глазах. То есть совершается преступление против культуры, против нашего будущего. И если мы хотим, чтобы действительно все изменилось, то нужно протестовать и протестовать активно. И Церковь должна быть в авангарде этого процесса.
Ссылки
|